– Наверняка, – весело заявил Джим. – Вы так сильно бултыхались, а они это любят. И вы не позволили мне осмотреть ваши ноги, помните?
– Она и мне этого не позволила, – проворчал Итен.
Тибби окинула его суровым взглядом.
– Ну, разумеется.
Она повернулась к Калли.
– Я должна немедленно подняться наверх. Пожалуйста, вы не могли бы мне помочь?
Отдирать с кого-то этих ужасных скользких тварей? С кого-то, к чьей плоти они прилепились, чью кровь они пили? При этой мысли Калли опять затошнило.
Но кто-то же должен помочь бедной Тибби. Это могли сделать только она сама или миссис Барроу. Калли посмотрела на занимавшуюся ранами Габриэля миссис Барроу.
Она, глазом не моргнув, перенесла бы вид любого количества крови, но эти ужасные извивающиеся чёрные скользкие существа… Её подташнивало даже при одной мысли о них.
Повернувшись к миссис Барроу, Калли в своей самой любезной и величественной манере произнесла:
– Миссис Барроу, не могли бы вы помочь мисс Тибторп? А я бы позаботилась о ранах мистера Ренфру.
– Да, конечно же, мило… Ваше Высочество, – согласилась миссис Барроу. – Вы что-то побледнели. Мисс Тибби, поднимайтесь-ка наверх и снимите с себя мокрые вещи. И прихватите с собой эту мазь.
Она взяла у Джима маленький горшочек и вручила его Тибби.
– Пиявки ненавидят этот запах. И они отпадут от вас безо всякого вреда для себя или для вас. Я позабочусь здесь о мистере Гэйбе, а потом поднимусь к вам и проверю те места, которые вы сами не сможете увидеть.
Она обернулась к мальчикам.
– А вы, мальчики, ступайте наверх с мистером Делани. Переоденьтесь в чистую одежду и удостоверьтесь, что на вас не осталось пиявок. Она вручила Итену другой маленький горшочек и окинула их взглядом, вынудившим всех троих смиренно удалиться.
– Будь миссис Барроу генералом, мне бы не пришлось провести на войне восемь лет, – сказал Гэйб, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Ну что же, займемся теперь вами, – сказала миссис Барроу. Она протянула руку к кувшину и вытащила оттуда несколько пиявок. Они были похожи на темных слизких червей.
Желудок Калли сжался, когда миссис Барроу поместила пиявок на опухшую и обесцвеченную плоть под поврежденным глазом Гэбриэла. Существа незамедлительно прилепились к нежной плоти.
Калли вздрогнула и отвернулась.
– Это больно?
– Вовсе нет. В действительности, ничего не чувствуешь, – оживленно ответил Гэйб.
Через несколько минут миссис Барроу заявила:
– Ну, так-то вот. Теперь, мистер Гэйб, вы знаете, что делать дальше. Вы же видите, что Её Высочество не может вынести такого зрелища. Мне известно, что некоторые люди так на это реагируют. Когда пиявки выполнят свою работу, положите их снова в банку. На хороших пиявок имеется спрос, и юный Джим сможет выручить за них несколько пенни. Я пойду проверю, что там делают остальные и вернусь обратно, чтобы закончить с вами.
– Я вполне способна позаботиться о его ранах, – сказала Калли, испытывая чувство стыда из-за слабости своего желудка. – Скажите мне, что нужно сделать после того, как эти существа закончат свою работу.
– Если вы действительно не возражаете, Ваше Высочество, – миссис Барроу передала Калли кувшинчик. – То вотрите эту мазь в порезы и ушибы на его спине. Спереди он может сделать это сам, но он не в состоянии дотянуться до своей спины.
– Конечно же, не возражаю. Он ведь получил эти увечья по моей вине.
– Вотрите её хорошенько. Это моя собственная особая смесь. Она снимет напряжение и поможет ему побыстрее поправиться. Но её следует наносить только после того, как пиявки выполнят своё дело – они не переносят этого запаха.
Пожилая женщина поспешно вышла, и они остались одни.
– Меня не пугает вид крови, – оправдываясь, сказала Калли, не обращая внимания на то, что Гэйб не произнёс ни слова, а сама она стояла к нему спиной и не могла видеть выражения его лица. Но она была уверена, что он смеётся над ней.
– В самом деле?
– Я хладнокровно ухаживала за больными с вполне серьёзными травмами. И рвота… Мне приходилось иметь с нею дело. Меня это не пугало. Совсем.
– Боже мой.
– И гной. Я справлялась с гноем и не испытывала от этого ни малейшей тошноты.
Неправда. Она почувствовала себя дурно, в тот раз когда гной хлынул из опухшей ноги её папa. Но она не могла допустить, чтобы Гэбриэл думал о ней как о слабой женщине, которой становится плохо при виде маленькой чёрной пиявки.
– Даже гной, вот как? Ну-ну.
Он смеялся над нею, решила Калли по тому, как подрагивал его голос. Она обернулась, чтобы сердито взглянуть на него, но была вынуждена вновь быстро отвернуться.
Червеподобные существа, прилепившиеся у него под глазом, наполнившись его кровью, набухли подобно личинкам. Существа кормились, усеяв его торс и крепко прилипнув к каждому крупному синяку.
– Я не знаю, почему это срабатывает, – сказал Гэйб, – но это так, и это совершенно безболезненно. Видите? И мазь действует – один вдох, и пиявки отваливаются.
– Поверю вам на слово.
Наступило непродолжительное молчание.
– Итак, – через минуту или две произнес Гэбриэл, – пока мы сидим здесь в ожидании, когда эти существа закончат свой пикник, может, расскажете мне: как девушка, родившаяся в Англии, стала принцессой Зиндарии?
– Мой отец был англичанином, а мама – принцессой. Отец был весьма честолюбив. Он унаследовал солидное состояние, но его происхождение было просто благородным, поэтому он и женился на принцессе…
– Вот как? И как же он это устроил? – спросил Гэйб. – У меня есть друг, который хотел бы жениться на наследнице.
– Ох, мама не была наследницей, она всего лишь принадлежала к королевскому роду. Она была младшей дочерью дома Бленстин – потомственных правителей крошечного и очень бедного княжества Бленстин до того, как оно было поглощено Австрийской империей. Но она была принцессой, и именно это и имело значение для отца.
– И вы родились здесь.
– Да, в Кенте.
– И каким же образом вы вышли замуж за принца Зиндарии? – спросил он, добавив: – Пиявки уже закончили, они отваливаются, вдоволь насосавшись крови. Можете обернуться.
Калли осторожно обернулась:
– О, господи!
Опухший глаз больше не был таковым. Гэйб почти нормально мог им видеть, а синяк значительно посветлел. В тех местах, где были пиявки, осталось по два маленьких кровавых пятнышка.
– Это поразительно, не правда ли, – согласился Гэйб. – Вся эта дурная кровь сейчас внутри них, – сказал он, протягивая руку. На его ладони лежали две раздувшихся пиявки, каждая размером с гигантского слизня.
– Кровопийцы, – Калли отвела взгляд и дождалась, пока он опустил всех пиявок обратно в банку.
– На самом деле нет никакой необходимости в том, чтобы вы сопровождали меня, – сказала она. – Если мы быстро уедем отсюда, то граф Антон ничего не узнает. Мы с Ники вполне способны позаботиться о себе сами. Вам известно, что я безо всякой помощи провезла его через всю Европу.
– Известно, и это поразительно. И, тем не менее, я буду сопровождать вас. Не нужно делать вид, что вы не одобряете дополнительную охрану для сына.
Она и не могла. Калли была бы счастлива заполучить какую-либо охрану. Она просто не хотела, чтобы этим защитником был он. Гэйб нарушил её душевное спокойствие. То, как он смотрел на неё, поддразнивал, обращался с нею как – с чем-то хрупким и драгоценным. Тогда как самой ей было известно, что она вовсе не была хрупкой. И никто никогда не думал о ней, как о чём-то драгоценном.
Было очень соблазнительно, когда с тобой обращались подобным образом, но у Калли не было желания быть соблазненной в любом смысле этого слова.
Раньше она уже попадала в такую ловушку. Сгорел на обмане – стыдится пусть лжец. Попался вторично – лей слёзы глупец.
Было достаточно сложно сопротивляться поцелуям на конюшне, и проживи она хоть сто лет, ей не удастся забыть тот поцелуй, которым Гэйб одарил её, когда уходил, чтобы спасти Тибби.