Стены, облицованные мелкой, цыплячье-желтой керамической плиткой - дорогая итальянская, уверенно определила Анна, точно такую она видела в сетевом маркете на Восточной улице - казались удивительно смешными, но бесспорно гармонировали оппонируя основному интерьеру бара с его синими тонами.
Еще минут пять-семь она вертелась перед зеркалом, строя себе гримасы и тихо раздражаясь своей слабостью и неумением прямо отвечать «нет» на неприятные просьбы. Конечно не размазня- накручивала злость Анна - но что-то близкое к этому. В итоге, полыхая праведным задором и готовая к бою, она выбралась из плена нереально-желтого окружения. А когда бодро поднялась на верхний уровень - воевать оказалось не с кем. Клерк, претендовавший на танец, уже присоединился к своим друзьям, а за столиком Анны о чем-то мило ворковали Сюзи и ее свежеиспеченный кавалер.
- Ходила освежиться, - небрежно произнесла Анна, но на ее реплику парочка, увлеченная флиртом, не отреагировала. Анна почувствовала себя слегка обманутой. Она села, выпила почти половину своего бокала мартини и потеряла какую-то внутреннюю пружинку - ничего не хотелось, даже встать и уехать домой - лень, хотя ясно было видно, что она тут «третий лишний».
Анна задумалась о том, что это конечно неприятно, быть «третьим лишним», но она уже взрослая девочка. Умная, рассудительная, и она не станет поддаваться легкомысленному порыву «я тоже сумею подцепить себе мальчика», ее не взять « на слабо», она не больше не облажается, как в третьем классе школы, когда на перемене задрала подол своего платья, чтобы доказать что ничего не боится и плевать на все хотела.
Тебя снова поимели, дурра безголовая. - разбила воспоминания Анна, лежащая на какой-то подстилке в холодной камере. Она вновь облажалась, Анна поняла это ясно, словно решила наконец арифметическую задачку на квартальной контрольной. Из недр сознания поднималась, захлестывая всю сущность, волна горькой на вкус правды. Это не закончится неприятным разговором с матерью и парой недель смущения в школе. ЭТО гораздо серьезнее, детка. Подумай, если посмеешь, к чему ЭТО может привезти. Абсолютно ясная картинка врезалась в мозг, оттеснив способность воспринимать действительность.
Воспоминания укорили свой бег: вот Анна начинает чувствовать неприятное жжение в желудке, вот у нее слегка кружиться голова, вот ее клонит в сон. Вот - она прощается с Сюзанной , спускается к барной стойке и просит заказать такси. Забирает свою куртку из гардеробы и выходит на улицу. Вот - ожидает приезда авто...
Затем пустота, полный вакуум.
И вот она лежит здесь прикованная.
В это очень не хотелось верить. Невероятно, невозможно!
Мама... мамочки, я не хочу, пожалуйста, не надо.. нет.. нет...
Слова стали слишком тяжелыми, чтобы прорваться наружу, они проваливались куда-то глубоко, в потаенное нутро, которое цивилизованный человек никому и никогда не показывает. Звуки скапливались в кровеносных сосудах, стекались каплями, ручьями и реками в центре черной дыры по имени Анна. Сминались, теряя форму, сжимались до размеров атома, но этих невыплаканных звуков скапливалось все больше и больше. В конце концов, они образовали огромную бесформенную шарообразную массу, Завертелись с бешеной скоростью, взрывая черную дыру изнутри, и прорвались в реальность звериным воем:
- Ааааа! Ааааа! Нееееет. Не наааадо... Боже сделай так , чтобы ничего этого не случалось. Слезы самопроизвольно текли из ее глаз, протачивали дорожки и плыли горькой солью в рот: Боже, если ты существуешь... пожалуйста, Господи! Обещаю, обещаю... я верю в тебя, Боже.. Никогда-никогда больше ...
В монастырь! Я уйду на всю оставшуюся жизнь в монастырь, запрусь в келье и стану молиться сутками.. Пожалуйстаааа... спаи меня...
Воспаленные голосовые связки не позволяли Анне произносить полноценные предложения, но она продолжала хрипеть междометиями, прокручивая в горле глухо бьющиеся мысли: Пожалуйста Господи, поверь мне последний раз, я грешница, пожалуйста, я исправлюсь. Сделай так, чтобы все закончилось хорошо, умоляю тебя! Я все поняла, не наказывай меня больше, я все исправлю, обещаю. Я уйду в монастырь, клянусь самым святым, прояви пожалуйста свою милость.
Не может быть, чтобы столько людей верило напрасно. Ты же существуешь? Тысячи лет, все верили, я тоже буду верить, Я верю, умоляю, Господи...
Ее яростный порыв неожиданно быстро израсходовал почти всю энергию тела и мысли. В голове Анны не осталось ни одного целостного соображения. Она лежала абсолютно обессиленная, хрипя и подвывая, уже не пытаясь выразить ничего внятного, просто исторгая из себя невообразимый страх, окутавший сознание. Страх и беспомощность.