Но, в конце концов, и это прекратилось. За душой не осталось ничего - зеро - голый ноль. Пустая оболочка от человека, осознавшего неотвратимость катастрофы. Конечно, Бог есть, И, изредка, он являет чудеса, достойные вечного хранения в Библии. Слухи об этих чудесах передаются из поколения в поколение. Даже записные атеисты, когда наступает предел прочности отдельно взятой души, вынуждены задуматься. К сожалению, это не спасает о неизбежности конца. Вера или неверие отдельной личности - ничего не значат для вечности.
Анна очнулась от того, что ей захотелось писать. Мочевой пузырь сдавило, дискомфорт разбудил ее обессилевший, но все еще живой организм. Казалось, нет никакой возможности ни помыслить, ни пошевелиться, и только вживленные в подкорку инстинкты цивилизованного человека заставили открыть глаза, для начала.
Анна разомкнула набухшие от плача веки - ничего не изменилось, вокруг по-прежнему царила темнота. Моча поддавливала, заставляя шевелиться. Преодолевая слабость, Анна встала на четвереньки. Ощупав подстилку, она нашла край и вяло сообразила, что находится, скорей всего, на матрасе, который брошен на холодный бетонный пол. Не найдя в себе энергии встать и боясь неудачного падения, Анна преодолела тяжесть цепи, такую нереальную сейчас, в момент слабости, и поползла.
Выбрав всю слабину привязи, Анна кое-как справилась с застежкой джинсов и присела облегчаясь. Струя мочи, ударившая в бетонный пол, звучала неприлично громко, но это почему-то ее ни сколько не смутило.
Добравшись обратно до места лежки, Анна попыталась уйти в спасительное, бездумное забытье сна, и не смогла. Волны истерики не возобновлялись, и в клеточках мозга стали самопроизвольно зарождаться мысли.
Кто-то из тех, кто находился с ней в «Мерседесе» - подсыпал, очевидно, в бокал с мартини, какой-то наркотический препарат. Это можно было сделать незаметно и легко, в то время, пока Анна отсутствовала за столиком, посещая дамскую комнату. Это мог быть любой из клерков, любой из бизнесменов или даже Сюзи. Догадка о Сюзи сначала показалась Анне постыдной и неправильной, но, какого дьявола - почему бы нет? Разве можно снять подозрение с Сюзанны, лишь на том основании, что она женщина и коллега? Они не настолько близки: даже в гостях друг у друга никогда не были. Что творится в голове у этой болтливой девицы - кто знает? Легче поверить в заранее подготовленную пакость, чем в спонтанные действия незнакомца в баре.
Мысли хаотично перескакивали с одного на другое.
Чем таким Анна выделяется среди других девушек ее возраста, чтобы имело смысл похищение? Зачем вообще похищают людей? Услужливое воображение живо подсунуло массу неприятных вариантов, начиная с сексуального рабства, и заканчивая охотой за донорскими органами. Впрямую размышлять об этом было страшно и противно, поэтому Анна с усилием задвинула эти варианты вглубь сознания, на второй план. Хоть и с трудом, но ей все же удалось переключиться на теперешнее состояние организма.
Конечно, страшные образы никуда не делись, продолжая исподволь готовить ядовитую похлебку, постепенно отравлявшую душу. Требовалось срочно переключиться, иначе можно сойти с ума. И, может быть, это был бы наилучший выход из положения, но руки уже принялись ощупывать звенья цепи, одно за другим.
Металл представлялся достаточно гладким, во всяком случае - ничего похожего на шершавые чешуйки ржавчины пальцы не ощущали. Бездумно перебирая слабо позвякивающие сочленения, кисть Анны подобралась к стене. Анна аккуратно все ощупала, но ничего полезного это не принесло. Она поняла, что не в ее силах освободиться, во всяком случае - без нужных инструментов. Цепь проходила куда-то насквозь, через трубу, замурованную в бетонную или оштукатуренную поверхность. В каком-то совершенном забытье, она все же ухватилась обеими руками за цепь, и принялась монотонно дергать, ни на что не надеясь, а скорее пряча в бессмысленности действий страх перед будущим.
Сколько это продолжалось - невозможно было определить. Четверть часа, или четыре часа - кто знает. В себя ее привела острая боль в ладони - очевидно, во время одной из эволюций, защемило кожу между звеньями.
Зашипев от боли не хуже дикой кошки, Анна выругалась и окончательно очнулась. Мысли перекатывались в голове заторможенными глыбами, растягивались в сознании, словно старая жвачка, не в состоянии отлипнуть одна от другой. Наслаивались многоэтажными параллелями, существуя одновременно во множестве измерений.
Она жалела себя, одновременно вычленяя из памяти лица людей находившихся тогда в баре. Сравнивала их по степени ненормальности, утверждалась в одном варианте, и тут же его отбрасывала. Злость накладывалась на бессилие, воспоминая безоблачного детства -переплетались с сюжетам «Парфюмера» и «Собирателя костей» о маньяках и жертвах. Разобраться в этой какофонии не представлялось возможным.