Леди Эльфвина не дрогнула.
— Способов умереть немало. С каким-то из них мы столкнемся рано или поздно.
— Я восхищен, что ты с таким спокойствием принимаешь предательство дяди.
— Я столкнулась с предательством дяди? Об этом говоришь только ты. Я же не вижу разбойников в этом глухом лесу. — В глазах вновь появились золотые искорки, такие яркие, что он с трудом выдержал взгляд. — Ведь они могут быть твоими людьми. Норманнами, как и ты.
Торбранд неожиданно для себя усмехнулся. Вероятно, девушка намеревалась оскорбить его, используя слово как оружие, хотя норманны — одно из определений для его древнего народа, так их называли более сотни лет, по крайней мере, оно точно встречалось в песнях скальдов. Не даны, и не норвежцы. Иногда Дубхгойл или Финнгойл — в зависимости он народности говорящего. Но все и всегда называли их чудовищами. Чаще остальных, к большому удовольствию Торбранда, короли. Пусть эта леди Эльфвина называет его как хочет, если признает, что он хозяин положения.
Торбранд поднял руку и отпустил поводья ее старой клячи. От него не укрылось, как расширились ее глаза, а руки потянулись вперед… И так же неожиданно замерли, словно ожидая, что он может ей помешать.
— Что ты задумал? Какую хитрость? — спросила девушка. — Ты меня отпускаешь?
— Как пожелаешь, — был ответ.
Поднявшийся ветер сметал снег, ему показалось, он заметил, как отмахнулась она от мыслей, от которых появлялся в глазах золотистый блеск.
— Впереди в засаде десять человек, — предупредил Торбранд, наблюдая, как рука ее медленно тянется к поводьям. — Они покинули Тамворд за день до тебя. Называй их норманнами, если угодно. Если так тебе будет легче принять то, что они готовились с тобой сделать. — Он кивнул в сторону, куда ускакали недавно ее охранники: — Те двое показали себя отъявленными трусами, они наверняка сейчас скачут к твоему дяде, доложить, что исполнили его задание. Как полагаешь, им понравится, если ты вернешься? Конечно, все это при условии, что или ты, или они проживете еще достаточно долго, чтобы предстать перед королем. Зимой, знаешь ли, волки особенно голодны, это заставляет их рисковать еще больше.
Ее брови сошлись у переносицы, но это не остановило Торбранда.
— Как думаешь, леди Эльфвина, есть ли у женщины шанс с ними справиться? Если уверена в себе, в добрый путь. Но позволь напомнить, что даже твоя мать командовала войском, но никогда не сражалась в его рядах сама.
Торбранд замолчал в ожидании. Лицо вновь стало похоже на высеченное из камня. Ему было бы легче, будь она слабой и бессловесной. Если бы она плакала и умоляла, тогда он повелел бы, что делать, и она подчинилась бы. Он перевел бы ее в разряд жертв, хотя никакой жалости к ней не испытывал бы.
Увидеть представшую сейчас леди Эльфвину он не был готов.
Она сдастся, в этом нет сомнений, но не по-настоящему, чего он так желал.
Ей предстоит сделать выбор здесь и сейчас. А потом снова и снова подтверждать его.
— У меня нет оснований доверять твоим словам, — произнесла она после минутного молчания.
Надо отметить, ускакать она не пыталась.
— А есть в этом мире человек, которому ты можешь доверять? — Ни выражение, ни поза Торбранда не изменились, лишь губы шевелились. — А если и есть, то не здесь. Рискнешь перечить мне? Или полагаешь, сможешь победить волков и людей своими молитвами?
Без тени жалости он смотрел, как она яростно втягивает воздух, сжав зубы, затем поворачивает голову в одну сторону, в другую, будто лес может помочь, с таким лицом, словно только заметила, как темно вокруг, как последние лучи света поглотили темное зимнее небо.
Торбранд не раз видел человека в таком состоянии. Когда он выжидал, готовясь к действию. К бою. Ожидал команды. Опыт не облегчал его положения.
— Предложение помощи для меня большая честь, сэр, — промолвила леди Эльфвина, когда он уже начал сомневаться, заговорит ли она. Вновь оглядев деревья, она сглотнула и перевела взгляд на воина. Она смотрела в упор, открыто, потому что действительно была сильной духом. Что ж, это он ценил. — И я принимаю ее.
Торбранд почувствовал, что его будто распирает изнутри. С губ готов сорваться победный крик, словно он уничтожил армию врага, хотя на самом деле просто убедил одну женщину принять решение. Он мог отнять у нее это право, но видеть, как она сдается, намного приятнее.