Кровь отхлынула от лица Изольды. Ей стало страшно.
– Нет, Рис. Пожалуйста, не надо!
Он злорадно ухмыльнулся:
– Чего это вы там перессорились? Я готов сразиться с каждым из вас. Но первый, кого я хочу свалить с коня, – это ты, Джаспер. Завтра днем я разберусь и с тобой, Джаспер Фицхью.
– Нет, Рис, нет, – плакала Изольда.
– После того как я одолею Джаспера, наступит черед всех остальных! – крикнул Рис всадникам.
– Хорошо, завтра днем, здесь, перед замком, – твердо ответил Джаспер.
Вокруг было тихо, только слышался постепенно затихающий стук лошадиных копыт о мерзлую землю. Всадники возвращались назад в деревню. Изольда сделала глубокий вдох и прислушалась: валлийцы торопливо говорили о чем-то между собой, но Рис хранил полное молчание. Он, только что вызвавший на смертельный поединок чуть ли не всех ее близких, больше не проронил ни слова и лишь мрачно смотрел вслед удалявшейся кавалькаде. Когда всадники исчезли за дорожным поворотом, он медленно повернул голову в ее сторону.
На его лице застыло враждебное, суровое выражение. Это было лицо воина накануне решающей битвы, которого не страшили ни поражение, ни смерть. Его глаза блестели мрачно и холодно, их отрешенность напугала Изольду больше, чем просто мстительное выражение. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поежилась от страха, пробежавшего холодной струйкой по ее спине. Как бы ей ни было приятно быть вместе с ним, все прежнее очарование растаяло под влиянием ожесточенного выражения, превратившего его лицо в маску совершенно незнакомого ей человека. Она его не узнавала. Между ними не было ничего общего, их ничего не соединяло. С пронзительной ясностью она увидела его преображение, с горечью осознавая, что не в силах ничего изменить.
Они долго и молча смотрели друг на друга.
– Отведи ее в башню, – приказал Рис воину, державшему Изольду за руку. – Ты останешься там до тех пор, пока все не разрешится.
Он повернулся и пошел прочь от нее.
Изольда вдруг поняла, что его тревожило не столько завтрашнее сражение, сколько душевное страдание. Его настоящие раны располагались не на руках, а глубоко в душе, и вряд ли бы они зажили. Да, он заботился о ней, но не любил ее. Он тоже начал понимать: без любви их ждет расставание.
Оба – и Рэндольф, и Джаспер – были в бешенстве. Они злились не только на Риса, но и друг на друга. Джослин и Ронуэн благоразумно помалкивали, не задавая лишних вопросов.
– Сражаться должен я!
Рэндольф метал громы и молнии.
– Но ведь он вызвал на бой не тебя, а меня! – возразил Джаспер.
– Да, но не забудь – речь идет о моей дочери и о моем замке, который он захватил.
Джослин потихоньку увела Гэвина в дом, так как хотела его подробно обо всем, расспросить.
– Как Изольда? Ты видел ее?
– Да, как и все. Она помахала нам рукой и сказала, что с ней все в порядке.
Стоявшая рядом Ронуэн одобрительно закивала:
– Я же говорила, он не обидит ее.
Джослин вопросительно изогнула бровь:
– Так что же тогда произошло?
Гэвин рассказал о том, как Рис бросил вызов им всем, но первым, кого он вызвал на бой, был Джаспер. Когда он ушел, Джослин и Ронуэн остались наедине.
– Они не должны сражаться ни в коем случае.
– Но как мы сможем им помешать? – удивилась Ронуэн. – Как только мужчины хватаются за оружие, у них пропадает всякое желание о чем-либо договариваться.
– Все зависит от нас с тобой и от Изольды. Только мы сможем установить здесь мир. Иначе те, кого мы так любим, погибнут.
Наступила тишина. Ронуэн первая прервала тягостное молчание:
– Ты думаешь, что он соблазнил ее?
– Да, я почти уверена. Но у меня закрадывается мысль – не сделала ли это она сама? Может, ей удалось разбить его каменное сердце?
– Но как нам узнать обо всем?
Джослин взглянула на двор, где ее муж по-прежнему спорил с Джаспером.
«Рэнд не молод, – подумала она, – ему будет нелегко сразиться с молодым, полным сил противником. Да и Джаспер уже не тот, что раньше».
– Да, мы ничего не знаем. И остается только одно. Надо выиграть время. – Она решительно тряхнула головой. – Надо во что бы то ни стало помешать завтрашнему поединку, хотя бы перенести его на более поздний срок. А затем довериться Изольде, думаю, она – наша верная союзница.
Запертая в башне, Изольда ходила взад и вперед по комнате. Четыре шага в одну сторону, четыре – в обратную. Сегодня не было так холодно, как в прошлые дни. Небо нахмурилось, но вместо снега пошел дождь, превращая все вокруг в сплошную непролазную грязь. На душе у нее было мрачно и скверно.
Завтра произойдет поединок, и один из тех, кого она любила, должен был погибнуть. Ей было невыносимо тяжело.
Внезапно она упала на колени и взмолилась:
– Господи, Дева Мария, милостивый Иисусе, помогите. Пусть я согрешила, но не наказывайте меня. Пусть завтра никто не умрет. Пощадите их, помилуйте их всех…
Девушка опустила голову на руки и застыла. Она хотела получить какой-то знак свыше, что ее горячая мольба услышана, и терпеливо ждала. Неужели Господь не внемлет ее мольбам?
Но никакого знака, который она могла бы истолковать как указание свыше, не последовало. Впрочем, разве вправе она требовать от Бога сиюминутного ответа на ее просьбу? Надо набраться терпения. И она ждала, но все было напрасно.
Когда она встала с колен, то по-прежнему не знала, как ей быть. Впрочем, одно осознавала ясно и четко – она была не в силах ненавидеть Риса. Даже если бы он убил, на поединке ее родных – она страдала бы всю жизнь, но самого Риса не могла за это винить. Ее охватила безумная надежда: может быть, вопреки всему ничего не случится?
Она беспокойно металась по комнате, подергала дверь, ведущую вниз, но она была заперта. Она прошла к другому выходу, ведущему на стену замка. Эта дверь не была закрыта, она выглянула наружу, но там шел холодный дождь со снегом, и она поспешила укрыться в башне. От нечего делать Изольда взяла в руки угольный карандаш и нерешительно взглянула на чистую поверхность стены.
Она вспомнила, как был нежен с ней Рис. Тот ночной образ никак не совмещался в ее сознании с тем Рисом, который поклялся убить всех ее близких. Она провела углем легкую линию на стене, затем еще одну. Сперва возник нос с горбинкой, потом овал упрямого подбородка. Мурашки пробежали по ее коже. Что она делает? Неужели она хочет нарисовать его облик на стенах Роузклиффа?
Однако Изольда продолжала рисовать. Легкие, взметнувшиеся вверх брови – он улыбался. Она поежилась и приступила к другому наброску. Теперь он хмурился, из-под грозно сдвинутых бровей злобно сверкали глаза. Ее рука все быстрее и быстрее водила углем по стене. Выражение лица Риса становилось все отчетливее. От резкого движения уголь сломался и рассыпался на мелкие кусочки.
– Но почему? – закричала Изольда, возмущенная несправедливостью жизни, и набросилась на рисунок, вытирая его ладонями, размазывая нанесенные углем линии и штрихи по стене. – Почему? Почему?
– Изольда, – раздался за ее спиной тихий голос.
Она вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Рис. Его появление стало для нее настоящим шоком. Она не слышала, как он вошел. Видимо, он услышал шум, и теперь стоял, удивленно рассматривая два столь разных наброска. Вернее, то немногое, что от них осталось.
– Что тебе здесь нужно?
Задав вопрос, она тут же отвернулась.
Мягкая трогательная улыбка скользнула по его губам. От ее вида слезы выступили на глазах Изольды.
Он ответил не сразу, а сначала внимательно рассмотрел ее наброски.
– Похоже, что это я?
– Да, иногда ты бываешь таким. Добрым. Внимательным.
– И на другом рисунке тоже я?
Изольда молча кивнула.
– Только здесь я совсем другой. Злой и мрачный. Наверное, я выглядел таким, когда там, наверху, клялся убить твоих родных?
– Если ты пришел сюда, чтобы напомнить мне об этом, тогда тебе лучше всего уйти.
Но он не торопился.