Из вежливости я попросил его рассказать, что за история с ним приключилась. Он присвистнул.
— Таковой не имею. Большой охотник был пошутить, вот и все.
И с этими словами он удалился.
Глава 8
ШКИПЕРСКАЯ КАЮТА
Однажды часов в одиннадцать вечера в кубрик спустился забрать свою куртку матрос из вахты мистера Райча, и тотчас прошел по рядам слух, будто Шуэн «доконал-таки малого». В уточнениях нужды не было, все понимали, о ком шла речь. Не успели мы толком уяснить, что случилось,— люк открылся и по трапу сошел Хозисон. Несколько мгновений он пристально оглядывал ряды коек, освещенных раскачивающимся фонарем, и вдруг направился прямо ко мне.
— Вот что, любезный. Нам требуются твои услуги в каюте,— сказал он тоном почти ласковым.— Ты с Рэнсомом поменяешься койками. Ну, что ты стоишь, ступай на корму, живо!
Не успел он договорить — люк снова открылся и в кубрик сошли два матроса. Они несли Рэнсома. В эту минуту бриг резко накренило, фонарь закачался, высветив на мгновение лицо юнги, бледное словно воск, с застывшею на губах улыбкой— улыбкой мертвеца. Кровь застыла у меня в жилах, дыхание перехватило.
— Что стоишь?! Ступай, тебе говорят,— закричал Хозисон.
Я прошмыгнул мимо матросов, держащих неподвижное тело юнги, и по трапу взбежал на палубу. Бриг летел наперерез пенистой длинной волне. Мы шли правым галсом¹, и слева, под шкаториной фока², я увидел багряный закат. Это меня удивило, ведь время было уже к ночи. Разумеется, я не мог и предположить, что мы обходили Шотландию с севера и лишь недавно, избежав опасных течений в заливе Пентленд-Ферт, вышли в открытое море между Оркнейскими и Шетлендскими островами. Мне же, проведшему несколько дней в полутемном кубрике, ничего не знавшему о встречных ветрах, представлялось тогда, будто мы уже прошли половину пути и находимся где-то посредине Атлантического океана. Подивившись позднему закату, я, однако, не придал ему никакого значения и тотчас побежал дальше по палубе, увертываясь от захлестывающих волн, то и дело хватаясь за леера³. Еще немного, и меня смыло бы за борт. Хорошо, на помощь подоспел матрос; он и раньше выказывал ко мне расположение.
[¹Галс - курс судна относительно ветра; например, правым галсом, т. е. оно обращено к ветру правым бортом.]
[²Шкаторина — кромка паруса, обшитая веревкой. Фок — нижний прямой парус на передней мачте (фок-мачте), крепящийся к фок-рею.]
[³Леер— туго натянутая веревка, закрепленная с обеих сторон, применяется для крепления косых парусов и как приспособление, предохраняющее от падения людей за борт.]
Шкиперская каюта, где предстояло мне спать и прислуживать, возвышалась над палубой футов¹ на шесть и для торгового брига была довольно большой. В ней размещались стол, скамья и две койки: одна — шкипера, другая — его помощников, которые спали на ней поочередно, отстояв свою вахту. По стенам снизу доверху крепились рундуки² и шкафчики, в которых хранилось имущество судового начальства, а также часть судовых запасов. Внизу находилась кладовая, куда можно было войти через люк посредине каюты. Там размещалась добрая часть провизии и весь порох. Все огнестрельное оружие, исключая разве две медные пушки, стояло в козлах у задней кормовой стены. Большая часть кортиков находилась в другом месте.
[¹Фут равняется 0,3048 метра.]
[²Рундук — закрытые нары для разной поклажи на судне.]
Днем освещали каюту световой люк и небольшое окно со ставнями изнутри и снаружи, а с наступлением сумерек засвечивалась лампа. Она горела и в ту минуту, когда я вошел, не очень ярко, однако же и не тускло, то есть именно так, что я мог разглядеть мистера Шуэна, сидевшего за столом в обществе бутылки коньяка и жестяной кружки. Он был высокого роста, широкоплеч и очень черен. Он глядел на бутылку с видом совершенного отупения.
Мистер Шуэн меня не заметил. Он даже не пошевельнулся, когда вошел шкипер и, став у койки подле меня, устремил на него суровый взор. Я боялся Хозисона, как огня, у меня были на то причины, но в эту минуту я понял, что сейчас мне нечего его страшиться.
— Что с юнгой? — прошептал я.
Он покачал головой, как бы говоря, что не знает и знать ничего не желает; лицо его было очень сурово.
Вскоре в каюту вошел мистер Райч и, бросив на шкипера значительный взгляд, по которому без слов стало ясно, что юнга умер, стал подле нас, и теперь уже мы втроем молча глядели сверху на мистера Шуэна, а тот, в свою очередь так же молча, сидел неподвижно, потупясь, уперев глаза в стол. Внезапно рука его потянулась к бутылке. Тогда мистер Райч шагнул вперед и вырвал бутылку у мистера Шуэна движением не столько грубым, как неожиданным. Он закричал, что больше так продолжаться не может, что бриг и так весь запятнан кровью и что его, то есть бриг, ожидает возмездие. С этими словами он бросил бутылку в море, через наветренное окно, ставни которого были открыты.
Мистер Шуэн сразу вскочил на ноги. Красные глаза его были мутны, но в них сквозила лютая злоба. Он готов был убить мистера Райча и убил бы сию же минуту, загубив в тот день и вторую душу, но тут меж ним и его жертвой стал Хозисон.
— Сесть! — вскричал шкипер.— Пьяная свинья! Вы хоть знаете, что вы наделали? Вы отправили на тот свет юнгу.
Мистер Шуэн, казалось, все понял; он тотчас опустился на стул и понурил голову, оперев ее на свою тяжелую руку.
— Э-э-э,— пробормотал он,— Да ведь он подал мне грязную кружку.
При этих словах мы трое— шкипер, мистер Райч и я— встревоженно переглянулись. Затем Хозисон подошел к пьяному помощнику, взял его под руки и потащил к койке, приказав ему спать, но таким тоном, точно перед ним был ребенок. Убийца несколько раз всхлипнул, затем послушно снял сапоги и повалился спать.
— Так вот, значит, как!— неожиданно гневным голосом вскричал мистер Райч.— Чтобы вам раньше вмешаться! А теперь поздно, без толку!
— Мистер Райч,— проговорил шкипер.— Попрошу запомнить: того, что сегодня случилось, не должны знать в Дайзерте. Юнгу снесло волной. Волной, вам ясно? Я готов отдать пять фунтов тому, кто подтвердит это.—С этими словами он повернулся было к столу.— Да, кстати, зачем вы выкинули бутылку? Не понимаю, какой смысл. Эй, Дэвид, подай-ка нам коньяка. Он в нижнем рундуке.— И шкипер бросил мне ключ.— Вам нужно выпить, сударь. Скверное было зрелище.
Они сели друг против друга, наполнили кружки и осушили их залпом. В эту минуту убийца, дотоле жалобно стонавший на койке, приподнял голову и, облокотившись на руку, обвел нас троих мутным взглядом.
Так началась моя служба в шкиперской каюте. Уже на другой день я вполне освоился со своими обязанностями. Я должен был прислуживать за столом. Садились за него обыкновенно двое: шкипер и свободный от вахты один из его помощников. Вино требовалось поминутно, весь день проходил в бегах, а ночью я постилал у кормовой стены себе одеяло и ложился спать на палубных досках, на сквозняке, при открытых дверях. Ложе мое было жесткое и холодное, спать приходилось урывками, потому что время от времени кто-нибудь поднимался в каюту освежить себе горло. Перед каждой вахтой за стол усаживались все трое,, с тем чтоб отпраздновать это событие. Как умудрялись они пребывать в полном здравии после таких возлияний,— право, загадка, и уж тем более удивительно, как умудрился я пережить это время. Впрочем, служба меня не очень отягощала. Скатерть на бриге не постилалась, а еда была неприхотлива: овсяная каша да солонина и для разнообразия два раза в неделю пудинг с салом. Несмотря на то, что по своей нерасторопности, а также от сильной качки я частенько падал, роняя на пол бутылки и кушания, шкипер и мистер Райч проявляли удивительное терпение. Вероятно, их мучили угрызения совести, и они хотели хоть как-нибудь искупить свои грехи. Впрочем, не обойдись они столь жестоко с Рэнсомом, вряд ли бы они выказывали такое ко мне снисхождение.
Что же касается мистера Шуэна, то вино ли, убийство ли Рэнсома (очевидно, то и другое) основательно повредили его рассудок. Не припомню случая, чтобы он пребывал в здравом уме. Он никак не мог истолковать себе мое присутствие, беспрестанно таращил на меня глаза (подчас в них изображался ужас) и нередко отшатывался, когда я стоял подле, подавая ему какое-нибудь кушание. Было видно, что он не отдавал себе отчета в случившемся, и уже на второй день я получил наглядное тому доказательство. Мы были одни, он долго и тупо глядел на меня, а потом вдруг вскочил со своего места, бледный как смерть, и, к моему ужасу, направился прямо ко мне. Но мои опасения были напрасны.