— Что ж, хорошо, коли так. Должен вам откровенно признаться, я один из тех честных дворян, которые в сорок пятом и в сорок шестом годах потерпели крушение¹. И чтобы быть уж до конца откровенным, скажу вам прямо: если я попаду в руки господ в красных мундирах², мне придется не весело. Так вот, сударь, я направлялся во Францию. Меня встречал в этих водах французский корабль, но в тумане он нас не заметил и прошел стороной, чего, весьма сожалею, не сделали вы. И вот что остается добавить: если вы доставите меня к месту моего назначения, я вас щедро отблагодарю за труды и проявленную заботу.
[¹Имеется в виду самое крупное и последнее восстание шотландских якобитов 1745—1746 гг. за престол.]
[²Красные мундиры носили английские солдаты.]
— Во Францию? — переспросил шкипер.— Нет, сэр. Это никак невозможно. Но в ваши родные края, извольте, доставлю. Это мы еще успеем обтолковать.
Тут, к сожалению, шкипер заметил, что я стою и слушаю в углу каюты, и тотчас отослал меня в камбуз¹ принести джентльмену ужин. Надо ли говорить, что я обернулся единым духом. Войдя в каюту, я увидел, что незнакомец снял с себя пояс с деньгами и, развязав его, бросил на стол две гинеи. Шкипер поглядел на гинеи, потом на пояс, потом на его обладателя и, мне показалось, пришел в волнение.
[¹Камбуз — корабельная кухня.]
— Половину этого, и я к вашим услугам! — воскликнул он.
Незнакомец быстро смахнул со стола гинеи и, положив их обратно в пояс, повязал его под камзол.
— Я, кажется, говорил вам, сэр, ни один пенс не принадлежит мне. Это деньги предводителя нашего клана.— При этих словах он гордо заломил шляпу.— Я был бы нерадивым посыльным, если бы поскупился толикой этих денег и не довез в целости остальное. Но я оказался бы последним негодяем, канальей, если бы столь дорого оценил свою голову. Тридцать гиней за высадку на ближайший берег или же шестьдесят, если доставите меня в Линни-Лох. Решайте, это мое последнее слово. Если вам этого не довольно, что ж, весьма сожалею, вы же и прогадаете.
— Ах, так! — сказал Хозисон.— А если я выдам вас кому следует?
— Вы поступите весьма опрометчиво,— отвечал незнакомец.— Да будет вам известно, что, как и у всякого честного дворянина в Шотландии, земли моего вождя конфискованы. Его имение прибрал к рукам некто, именующий себя королем Георгом, а собирают доходы чиновники, вернее, пытаются собирать. Но к чести Шотландии бедные арендаторы еще не забыли своего вождя, который томится в изгнании. Эти гинеи составляют часть той ренты, которую с нетерпением ожидает король Георг. Так вот, сударь, судите сами (вы кажетесь мне человеком смышленым): вы привозите эти деньги туда, где рыщут чиновники, и что же, спрашивается, вам от них останется?
— Гроши, что правда, то правда,— отвечал Хозисон и, подумав, сухо примолвил: — Если они узнают, но ведь могут и не узнать. Придержи я только язык за зубами…
— Превосходно, но я-то выведу вас на чистую воду. Придумано хитро, но я-то вас похитрее. Как только меня возьмут под стражу, я не стану скрывать, что за деньги я вез.
— Что ж, хорошо, я согласен. Шестьдесят гиней — и дело с концом. Так что, по рукам?
— По рукам,— сказал дворянин, и они обменялись рукопожатиями. Затем шкипер удалился (мне показалось, довольно поспешно), и я остался наедине с незнакомцем.
В те времена, когда свежи еще были в памяти события сорок пятого года, многие дворяне-изгнанники, невзирая на грозившую им смертную казнь, приезжали тайком на родину, чтобы повидаться с друзьями и родственниками, а иногда и затем, чтобы собрать себе некоторое вспоможение. Что касается вождей кланов, лишенных своих владений, то приходилось нередко слышать, что их арендаторы, случалось, отказывали себе во всем, лишь бы отослать им денег, а их сородичи, дабы собрать эту сумму, совершали дерзкие переходы под самым носом у королевских войск и, перевозя ее, проплывали сквозь строй великого сторожевого флота нашей державы. Конечно, все это я знал из рассказов, но вот предо мною был человек, которого ожидала смертная казнь не только за контрабанду и участие в мятеже, но за еще более тяжкий проступок, ибо служил он французскому королю Людовику! Сверх того (хотя казалось бы, куда уж больше) на нем был пояс с золотыми гинеями. Каково бы ни было мое мнение об этом человеке, я не мог не взирать на него с нескрываемым любопытством.
— Так, стало быть, вы якобит? — сказал я, подавая ему ужин.
— Да,— отвечал он, принимаясь за трапезу.— А ты, судя по твоему печально вытянутому лицу, не иначе как виг?
— Да так, ни то ни сё,— сказал я, не желая досадить ему своим ответом, хотя на самом деле я был вигом, насколько, конечно, мистеру Кэмпбеллу удалось из меня такового сделать.
— Иными словами, ничто,— улыбнулся он.— Однако послушайте, мистер Ни-то-ни-се, эту бутылку уже осушили. Будет весьма прискорбно, если с меня возьмут шестьдесят гиней и еще вдобавок изморят жаждой.
— Погодите минуту, я схожу за ключом,— сказал я и вышел на палубу.
Туман еще больше сгустился, волны почти утихли. Поскольку определить наше точное местонахождение не было никакой возможности, а ветер, каким бы слабым он ни был, не мог удерживать на верном курсе, мы были вынуждены лечь в дрейф¹. Несколько матросов по-прежнему прислушивались к бурунам, но шкипера и помощников среди них не было. Они стояли на шкафуте² и с жаром совещались о чем-то. Не знаю отчего, но мне показалось, что замышляют они недоброе. И точно, подойдя ближе, я услыхал слова, которые подтвердили мои подозрения.
[¹Лечь в дрейф — расположить паруса так, чтобы судно оставалось почти неподвижным.]
[²Шкафут — часть верхней палубы между фок-мачтой и грот-мачтой.]
Говорил мистер Райч, который после некоторого раздумья, казалось, напал на нужную мысль:
— А нельзя ли нам как-нибудь выманить его из каюты?
— Нет уж, пускай остается там,— возразил шкипер.— В каюте довольно тесно, там шпагою не размашешься.
— Да, но и взять его будет не просто.
— Отчего же. Попытаемся отвлечь его разговором, зайдём с боков. А не выйдет, так чего проще: ворвемся в двери. Он и опомниться не успеет.
При этих словах меня охватил страх, но его заглушила ненависть к моим похитителям, жадным вероломным убийцам. Я хотел было убежать, но жажда мести придала мне решимости.
— Господин шкипер,— воскликнул я,— джентльмен в каюте просит вина, а в бутылке ничего не осталось. Позвольте ключ, я подам ему другую.
Все трое вздрогнули и обернулись.
— Ба! Вот случай достать оттуда оружие!— воскликнул мистер Райч и обратился ко мне со словами: — Послушай, Дэвид, ты ведь знаешь, где хранятся у нас пистолеты?
— Дэвид знает,— ответил за меня Хозисон.— Дэвид славный малый. Видишь ли, Дэвид, мой мальчик, этот дикий горец очень опасен, он тут на судне натворит бед. И к тому же он враг королю Георгу. Да хранит господь нашего короля.
Никогда прежде на «Ковенанте» мне не оказывали такого внимания. Я отвечал согласием, как будто все, о чем они только что говорили, было для меня в порядке вещей.
— Вся беда в том,— пояснил шкипер,— что все огнестрельное оружие находится в каюте, у него под носом. Там же и порох. Если я или кто-либо из моих помощников станет у него на глазах собирать оружие, он явно заподозрит недоброе. Другое дело ты, Дэвид. Что тебе стоит прихватить пару пистолетов да рог с порохом. Он тебе и слова не скажет. Если ты это дело умно обделаешь, я уж как-нибудь о том не забуду, когда там, в Каролине, ты вспомнишь про добрых друзей, а друзья-то твои далеко.
Тут мистер Райч что-то прошептал ему на ухо.
— Это вы верно, сэр, изволили заметить,— сказал шкипер и обратился ко мне: — Запомни, Дэвид, у этого человека имеется пояс с золотом. Так вот, и тебе кое-что из него перепадет. Слово тебе даю.
Я отвечал, что готов исполнить его поручение, хотя у меня едва доставало духу говорить с этим человеком. Шкипер дал мне ключ от винного рундука, и я тихо пошел к каюте. Что же мне делать, раздумывал я. Воры и негодяи, они похитили меня и везут на чужбину. Они убили бедного Рэнсома. Так неужели мне им потворствовать? Пособничать им в еще одном убийстве? Но с другой стороны, было страшно. Смерть, неминуемая смерть ожидала меня, ибо разве могли устоять один человек да юнец, будь они даже храбры как львы, против всей команды.