В смятении вошел я в каюту и увидел при свете лампы моего якобита, неспешно поедающего свой ужин. Я взглянул на него и вмиг решился. Нет, не моя заслуга в том, я ни на что не решился, но совершенно невольно, движимый некою силой, подошел к незнакомцу и, положив ему на плечо руку, спросил:
— Вы хотите, чтобы вас убили?
Он вскочил и устремил на меня вопросительный, полный недоумения взгляд.
— Здесь все убийцы! — вскричал я.— Они убили юнгу. Теперь пришел и ваш черед.
— Так-так! Однако ж прежде им надо будет меня одолеть,— сказал незнакомец и, оглядев меня с любопытством, воскликнул: — А ты? Ты за меня?
— Да, за вас. Я не хочу быть вором, я не хочу запятнать себя кровью. Я буду держать вашу сторону!
— О, ваше имя, юноша?
— Дэвид Бальфур,— отвечал я и, подумав, что обладатель столь изысканного кафтана, несомненно, привык к порядочному обществу, почел нужным прибавить: — Бальфур из Шоса.
Ему же и в голову, видимо, не пришло усомниться в моем ответе — горцы привыкли видеть цвет своего дворянства прозябающим в нищете. Но поскольку поместья у него, разумеется, не было, то мои слова уязвили ребяческое тщеславие, коим в избытке был наделен этот человек.
— Я из рода Стюартов,— приосанясь, объявил он.— Алан Брек — честь имею представиться. Довольно того, что я принадлежу к королевскому роду, и, хотя имя мое звучит просто, я не прибавляю к нему названий унавоженных ферм, которых у меня нет.
И, отпустив эту колкость, как будто решалось дело первейшей важности, он приступил к обсуждению наших возможностей.
Шкиперская каюта сбита была на славу, так прочно, что ей не страшны были даже морские валы. Из пяти проемов ее войти можно было лишь в световой люк и две двери. Двери можно было закрыть наглухо; были они из крепкого дуба, с крюками, так что при случае их можно было и запереть. Одну дверь я уже запер и хотел было приняться за другую, но Алан остановил меня.
— Дэвид,— сказал он,— к сожалению, не могу припомнить название твоего поместья, а потому осмелюсь называть тебя попросту Дэвид,— эта открытая дверь — лучшее средство защиты в моей стратегии.
— А не лучше ли будет все же закрыть ее?
— Ни в коем случае! — воскликнул Алан.— Видишь ли, у меня, как известно, одно лицо. И коль скоро эта дверь останется открытой, а я буду стоять лицом к ней, то главные неприятельские силы окажутся прямо передо мной, чего я им и желаю.
Затем после тщательнейшего осмотра он взял с козел кортик (кроме огнестрельного оружия, там было несколько кортиков) и, покачав головой, заметил, что отроду не видал таких скверных клинков.
Тогда он усадил меня за стол и велел заряжать все пистолеты, снабдив меня пороховницей и сумкою с пулями.
— Позволю себе заметить,— сказал он,— человеку благородного происхождения эта работа куда больше к лицу, чем скрести тарелки и подавать вино неотесанным морякам.
С этими словами Алан стал посредине каюты, лицом к двери, обнажил свою шпагу и сделал выпад, как бы желая удостовериться, можно ли фехтовать в каюте.
— Придется только колоть,— покачав головой, сказал он.— А право, жаль. Я не смогу показать вполне свое фехтовальное искусство и наносить им удары сверху, которые мне особенно удаются. А теперь дозаряди пистолеты и слушай меня.
Я отвечал готовностью. Сердце мое стеснила тревога, во рту пересохло, в глазах потемнело. Мысль, что многочисленный неприятель скоро ворвется в каюту, повергала меня в трепет. Море, плещущее за бортом, куда в скором времени, не успеет еще заняться рассвет, выбросят мое охладелое тело, пронеслось невольно перед моим мысленным взором.
— А каковы силы неприятеля, интересно узнать? — спросил Алан.
Я подсчитал, но в голове у меня была такая сумятица, что пришлось пересчитать еще два раза.
— Пятнадцать человек,— наконец проговорил я.
Алан присвистнул.
— Что ж, делать нечего. А теперь слушай меня внимательно. Я буду оборонять дверь, где предстоит главная баталия. Ты в это дело не вмешивайся. И прошу в эту сторону не стрелять, стреляй только тогда, как увидишь, что я упаду. Уж лучше иметь перед собою десятерых противников, чем позади союзника, который, того и гляди, прострелит тебе спину.
Я сказал, что стрелок я и вправду скверный.
— Браво! Достойный ответ! — вскричал он в восторге от моего чистосердечия.— Немногие из храбрецов решились бы на такое признание.
— Однако, сэр, позади нас еще одна дверь, они могут ее выломать.
— Верно. Эту дверь ты возьмешь на себя. Как только зарядишь пистолеты, полезай на эту койку — оттуда лучше приглядывать за окном. А начнут ломиться в дверь — стреляй без промедления. Что ж, сударь, пора вам набираться солдатского опыта. Что ты еще должен оборонять?