Мне хочется начать рассказ о моих приключениях с того памятного утра в июне 1751 года, когда я в последний раз вынул ключ из дверей отчего дома. Я вышел на дорогу, едва первые лучи блеснули на вершинах гор, а к тому времени, как поравнялся с пасторским домом, в сиреневом саду уж пересвистывались дрозды и завеса предрассветного тумана в долине стала подниматься и таять.
Эссендинский священник мистер Кемпбелл, добрая душа, поджидал меня у садовой калитки. Он спросил, позавтракал ли я, и, услыхав, что я не голоден, обеими руками взял мою руку, продел себе под локоть и дружески пришлепнул.
– Так-то, Дэви, милок, – сказал он. – Провожу тебя до реки и отправлю в путь-дорожку.
Мы тронулись в молчании.
– Не жаль тебе расставаться с Эссендином? – спросил он спустя немного.
– Как сказать, сэр, – отозвался я. – Знать бы, куда идешь, и что тебя ждет, тогда бы можно ответить прямо.
Эссендин – хорошее местечко, и жилось мне здесь славно, только ведь больше-то я нигде не бывал. Отца и матушки нет в живых, и до них мне из Эссендина не ближе, чем из
Венгерского королевства. Так что, по правде говоря, будь я уверен, что на чужой стороне смогу добиться чего-то лучшего, мне бы не жаль было уходить.
– Вот как? – сказал мистер Кемпбелл. – Что ж, Дэви,
ладно. Тогда мой долг, насколько это в моих силах, сообщить тебе о твоей дальнейшей судьбе. Когда скончалась твоя матушка, а твой отец – достойный был человек и добрый христианин – стал чахнуть и понял, что конец его близок, он доверил мне на сохранение одно письмо и прибавил, что в нем твое наследство. «Как меня не станет, –
сказал он, – и в доме наведут порядок, а вещи продадут, –
все это, Дэви, было исполнено, – отдайте моему мальчику вот это письмо в собственные руки и снарядите его в замок
Шос, что невдалеке от Кремонда. Я сам оттуда родом, туда и подобает вернуться моему сыну. Малый он, – сказал твой батюшка, – не робкого десятка, отменный ходок, и нет сомнений, что он прибудет в замок цел и невредим и сумеет там – понравиться».
– Замок Шос? – вырвалось у меня. – Что общего у моего бедного отца с замком Шос?
– Погоди, – сказал мистер Кемпбелл. – Как знать? Во всяком случае, в замке носят такое же имя, как у тебя, милок, – Бэлфуры из Шоса; род древний, честный, уважаемый, хотя, быть может, и пришел в упадок за последнее время. Да и батюшка твой был человек ученый, как, впрочем, и приличествует наставнику; школу вел образцово, а по разговору и манере держаться вовсе не походил на простого учителя. Ты вспомни, как я был рад видеть его в своем доме, когда принимал именитых гостей, как любили бывать в его обществе мои сородичи: Кемпбелл из Килреннета, Кемпбелл из Дансвира, Кемпбелл из Минча и другие джентльмены хороших фамилий. Ну и, наконец, вот тебе последнее: само письмо, завещанное тебе и собственноручно надписанное нашим усопшим братом.
Он дал мне письмо, на котором значилось: «Замок Шос.
Эбенезеру Бэлфуру, эсквайру, в собственные руки. Податель сего – мой сын, Дэвид Бэлфур».
У меня забилось сердце: шутка ли, какое будущее для шестнадцатилетнего юнца, сына бедного учителя сельской школы, затерянной в Этрикском лесу!
– Мистер Кемпбелл, – запинаясь от волнения, проговорил я, – а вы бы на моем месте пошли?
– Определенно, – ответил пастор. – Пошел бы, и не медля. Такой крепыш, как ты, дойдет до Кремонда за два дня, кстати, туда от Эдинбурга рукой подать. На худой конец, если так обернется, что твоя знатная родня – а мне только и остается предположить, что вы с ними не чужие, –
даст тебе от ворот поворот, тоже не страшно: еще два дня ходу, и ты постучишься в мою дверь. Но я хочу надеяться, что ты будешь принят радушно, как предвидел твой бедный батюшка, и со временем, чего доброго, станешь большим человеком. А сейчас, Дэви, милок, – важно закончил он, – совесть велит мне воспользоваться случаем и предостеречь тебя на прощание от мирских опасностей.
Он поискал глазами, куда бы сесть, увидел большой валун под придорожной березкой, устроился на нем поудобней и накрыл свою треуголку носовым платком, защищаясь от солнца: оно теперь показалось меж двух вершин и светило прямо нам в лицо.
И тут, воздев указательный перст, он принялся предостерегать меня от великого множества ересей, нисколько, впрочем, меня не прельщавших, наставляя прилежно молиться и читать Библию. После этого он нарисовал мне картину жизни в богатом доме, куда я направлялся, и научил, как держаться с его обитателями.
– В мелочах, Дэви, будь уступчив, – говорил он. – Не забывай: ты хоть рожден дворянином, но воспитание получил деревенское. Не посрами нас, Дэви, смотри, не посрами! Там, в этом пышном, знатном доме, набитом челядью всех мастей, ни в чем не отставай от других, будь так же учтив и осмотрителен, так же сметлив и немногословен.