- Несколько рабочих, которые строили этот дом, были из Нью-Хейвена. Их допросили одними из первых. Детектив Геллер, я понимаю, что вы невысокого мнения о полиции штата Нью-Джерси, но мы проводили и продолжаем проводить первоклассное расследование. В течение первых сорока восьми часов после преступления мы допросили триста двадцать человек в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Коннектикуте.
- Это очень много. Я не знал, что у нас столько людских ресурсов.
- Мы работали и продолжаем работать на пределе возможностей.
- Кого вы допрашивали?
- Прислугу Линдбергов и Морроу, соседей, рассыльных, плотников и разных рабочих, участвовавших в строительстве этого дома... Мы поработали очень основательно.
- Да, похоже, что так. Кстати, полковник, я могу отсюда позвонить?
- Конечно.
Он подошел к столу с телефонами, вокруг которого толпились полицейские, и очистил для меня место. Постоял, пока не понял, что я не буду звонить при нем.
Я позвонил по номеру, который мне дал Линдберг, и сразу услышал голос агента Фрэнка Уилсона из министерства финансов.
- Что у вас нового, Геллер?
- Мы собираемся беседовать с Редом Джонсоном.
- Это с тем норвежским моряком? Я слышал, в его машине нашли бутылку из-под молока.
- Правильно. Вы уже занялись его проверкой?
- Мы - нет, но я слышал, что ребята Гувера выясняют его иммиграционный статус.
- Неплохая идея. Хотите получить выход на версию?
- Почему бы и нет? Шварцкопф не оказывает нам никакой помощи - это я уверенно могу сказать.
- Вы уже разыскали человека Капоне - Боба Конроя?
- Нет.
- Вы говорили, свидетель утверждал, что Кон-рой в ту ночь находился в Нью-Хейвене, Коннектикут, так?
- Верно.
- Оказывается, этот дом строили рабочие из Нью-Хейвена. Шварцкопф даже послал туда своих копов для крупномасштабного расследования.
- Это интересно.
- И еще - это только догадка, и я буду вам признателен, если вы не станете спрашивать о моем источнике... Попробуйте разыскать в Нью-Хейвене Адамс-стрит и/или Шартен-стрит. И может быть - район города под названием Кордова.
На другом конце наступило молчание - он записывал мои сведения.
- О'кей, - сказал я.
- Что-нибудь еще?
- Если вы выясните что-нибудь, позвоните сюда и скажите, когда мне позвонить. Мне передадут. Если там есть Адамс-стрит или Шартен-стрит, то я сообщу вам другие подробности.
- Согласен. Я благодарен вам за сотрудничество, Геллер.
- О'кей, агент Уилсон.
- Зовите меня Фрэнк.
- О'кей, Фрэнк. Мне пригодится приятель из Налогового управления.
- Вы только присматривайте там за Шварцкопфом. Он чистой воды дилетант. Пусть вас не смущает его военная выправка. После окончания Вест-Пойнта, до того как он попал в полицию, он некоторое время проработал дежурным администратором универсального магазина.
- Впечатляющая карьера.
- Он сроду не патрулировал и за всю жизнь не арестовал ни одного преступника. Он взялся за то, что ему не по силам.
- Что ж, если он и это дело провалит, я брошу в него чем-нибудь тяжелым.
- Вот это правильно, - сказал Уилсон.
Положив трубку, я подошел к Шварцкопфу, который беседовал с круглоголовым Уэлчем.
- Наш бродячий моряк еще не появился? - спросил я.
- Да, - сказал Шварцкопф, - он прибыл.
- Вы шутите?
- Вы заметили будку подрядчика сразу за воротами?
Эту будку полицейские использовали в качестве сторожевого поста, чтобы не пропускать газетчиков и туристов.
- Конечно, - ответил я.
- Мы будем допрашивать его там.
- То есть подальше от дома и полковника Линдберга?
- Правильно. - Шварцкопф указал на инспектора Уэлча. - Я хочу, ребята, чтобы вы поладили. Я не терплю вражды между моими людьми.
Итак, я уже стал его человеком. Значит, полковник Линдберг действительно затягивает гайки.
- Я не обижаюсь, - сказал я и протянул руку Уэлчу.
Мы пожали руки, обменялись неискренними улыбками и пошли за Щварцкопфом к патрульной машине. Полицейский подвез нас к обветшалой будке, которая была ненамного больше уборной во дворе. Человека, сидящего на стуле с прямой спинкой, охраняли двое полицейских. Полицейские выглядели весьма элегантно, человек на стуле - нет. Было холодно, у всех изо рта шел пар.
Крупный, с лицом, покрытым веснушками, и темными, красновато-каштановыми, похожими на мои, волосами, моряк Бетти Гау выглядел усталым и измотанным; ему было чуть больше двадцати, и он был красив грубоватой красотой. Его светло-синяя рабочая рубашка и темно-синие брюки были помяты - видимо, он спал в них.
- Хартфордская полиция передала вас нам, Джонсон, - сказал Шварцкопф, встав перед подозреваемым, словно регулировщик дорожного движения. - Вы знаете, почему вы здесь?
- Я ничего не знаю о похищении ребенка Линдбергов. - У него был сильный, довольно мелодичный акцент - то ли шведский, то ли норвежский.
- Вам придется доказать это, - сказал Уэлч, ткнув его в грудь пальцем.
- Расскажите нам, где вы были, - сказал Шварцкопф, - и что делали ночью первого марта этого гола.
Джонсон тяжело вздохнул.
- О'кей. В ночь похищения около восьми часов я встретился со своим другом Йоханнесом Юнгом.
- Кто такой этот Юнг?
- Он живет в Энглвуде. Он муж швеи в доме Морроу. Мы с ним немного поездили на моей машине - примерно до четверти девятого, потом я позвонил сюда и попросил к телефону Бетти.
- Как вы узнали, что она здесь?
- На вторник у нас с Бетти была назначена встреча, но я позвонил раньше и узнал, что вечером во вторник Бетти не будет в Энглвуде. Ребенок простудился. Ребенок Линдбергов, и они решили не возить его из дома в дом.
- Значит, вы звонили Бетти Гау?
- Да. Она спросила, зачем я звоню. Я сказал: я просто решил позвонить тебе и сказать, что мне жаль, что я не увижу тебя сегодня вечером. Она говорит: я поняла. Я спрашиваю ее: как ребенок? Она говорит: я думаю, он скоро поправится. Я говорю: а когда ты вернешься? Она говорит: я не знаю; пожалуйста, не звони мне сюда больше - им это может не понравиться. Она положила трубку, и я положил трубку, - он пожал плечами.
- Чем вы занимались потом?
- Юнг и я, мы поехали в театр "Плаза" в Энглвуде, чтобы посмотреть кино. Когда кино кончилось, мы пошли в кафе-мороженое и съели по пломбиру с орехами и шоколадом. Потом я поехал домой в свой пансион.