Этот парень разговаривал, как закоренелый преступник, это точно.
- Во сколько вы вернулись домой?
- Где-то около полуночи.
Казалось, Шварцкопф озадачен откровенностью подозреваемого. Он посмотрел на Уэлча, который сказал:
- Вы не против, если я займусь им?
Я знал, что это означало, - рулетку с резиновым шлангом. Поэтому я сказал:
- Извините меня, полковник. Можно мне задать мистеру Джонсону несколько вопросов?
Шварцкопф ответил довольно холодно:
- Конечно. Джонсон, это детектив Геллер из чикагской полиции.
- Привет, Ред, - сказал я.
- Хеллоу.
- Вы курите?
- Да.
Я взглянул на Уэлча:
- Дайте ему закурить, пожалуйста.
Уэлч достал свою пачку "Кэмэла" и неохотно помог моряку прикурить. Парень жадно стал затягиваться дымом.
Я стоял и молчал, позволив ему накуриться и расслабиться.
Потом я сказал:
- Сколько денег вы потратили на тот междугородный телефонный разговор, Ред?
- Простите?
- Вы звонили с общественного телефона?
- Да.
- Из Энглвуда в Хоупуэлл? Сколько денег вы опустили в телефон-автомат?
- Тридцать пять центов.
Я посмотрел на Уэлча, который стоял, словно пожарный гидрант, и сделал движение пальцем, напоминающее движение ручки по бумаге. Он несколько мгновений тупо смотрел на меня, потом кивнул, вытащил записную книжку и начал записывать слова Джонсона.
- Какой фильм вы смотрели, Ред?
- Мы посмотрели два фильма. Я не помню названий. Извините.
- Кто участвовал в первом фильме? О чем он?
- О, веселый фильм. Про двух парней, толстого и худого.
- "Лорел и Харди"?
Он энергично закивал головой.
- Ну а второй фильм?
- Про боксера и маленького мальчика. Грустный фильм.
Я посмотрел на Уэлча.
- "Чемпион"?
Уэлч ухмыльнулся и записал.
- Вы помните, где находится это кафе-мороженое?
Джонсон кивнул и одним духом выпалил адрес. Уэлч добросовестно записал и его.
- А что вы можете сказать о бутылке из-под молока, которую нашли в вашей машине?
Он пожал плечами.
- А что вы хотите узнать?
- Почему она лежала там?
- Наверно, я забыл ее выбросить.
- Где вы ее взяли?
- Я купил бутылку молока по дороге в Хартфорд. В среду утром.
- Где?
- Я точно не помню. Наверно, где-нибудь на дороге недалеко от Энглвуда.
- Зачем вам понадобилось купить молоко? Я почему-то думал, что вы употребляете более крепкие напитки, Ред?
- Нет, нет. У меня больной желудок. Врач посоветовал мне пить много молока.
- Какой врач?
- Врач семьи Морроу в Энглвуде. Я забыл его имя.
В этот момент вмешался Уэлч:
- Послушай, Джонсон, где находится этот ребенок?
- Упаси Боже, я не знаю. Мне ничего неизвестно о ребенке!
- Ты хорошо знаешь Бетти Гау? - упорствовал Уэлч.
- Пожалуй, так можно сказать.
- Где ты познакомился с ней?
- В штате Мэн больше года назад.
- Как это произошло?
- Ну, я работал на мистера Ламонта, и его имение находилось рядом с дачей Морроу.
- Когда ты последний раз видел Бетти?
- В воскресенье. Нет, в понедельник вечером.
Уэлч подтолкнул его рукой.
- Так в воскресенье или в понедельник?
- Ив воскресенье и в понедельник. - Джонсон сморщился от боли.
- Где ты с ней встречался?
- В Энглвуде.
Уэлч схватил его за рубашку и сжал ее в кулаке.
- Почему ты звонил ей и спрашивал о ребенке в ночь похищения?
- Потому что из-за этого ребенка не состоялось наше свидание! Разумеется, я спросил о ребенке.
- Ты когда-нибудь был в доме Линдбергов?
- Да.
- Сколько раз?
- Думаю, два... или три раза.
- Когда ты в последний раз был здесь?
- Кажется, две недели назад.
- Ты хорошо знаешь расположение комнат в этом доме?
- Думаю, что да.
- Когда-нибудь заходил в детскую?
- Нет, никогда.
- Когда-нибудь поднимался на второй этаж?
- Да, в комнату Бетти. После работы ей можно принимать гостей там.
- Эта комната далеко от детской?
- Кажется, они расположены рядом.
Джонсон отвечал на сыплющиеся на него вопросы, почти не раздумывая моряк сумел не потерять самообладания.
Уэлч отпустил рубашку моряка, повернулся к Шварцкопфу и сказал негромко:
- Выйдите отсюда. Оставьте нас с ним наедине, и я вышибу из него правду.
Шварцкопф кивнул - его это устраивало.
- Полковник, - сказал я. - Инспектор... давайте выйдем на минутку. Мне нужно сказать вам кое-что, ребята.
Мы вышли из будки. Рядом были каменная стена и ворота, за которыми, словно муравьи, беспорядочно двигались толпы репортеров. Им ужасно хотелось знать, что происходит в нашей прославленной будке.
- К чему сейчас выбивать из него признание? - спросил я. - Во-первых, он моряк и, видимо, довольно крепкий. Его трудно будет заставить в чем-нибудь признаться, не нанеся побоев, которые будут заметны посторонним.
Уэлч ощетинился:
- Ты что, вздумал учить нас, как вести нашу работу?
- Боже упаси. Я убежден, что там, где нужно выбивать бесполезное признание из подозреваемого, который невиновен, вы человек незаменимый.
- Пошел ты, Геллер!
- Взаимно, Уэлч. Полковник, почему бы вам не проверить алиби Реда Джонсона, прежде чем ваш инспектор не начнет колошматить резиновым шлангом по его шведскому черепу?
- Он норвежец, - сказал Шварцкопф, но сам задумался. - Если все эти факты подтвердятся - стоимость междугородного разговора, фильмы, которые, как он утверждает, шли в кинотеатре, кафе-мороженое и то, что врач прописал ему молоко, - то окажется, что в руках у нас невиновный человек.
- Вы правы, - сказал я. - И это будет очень печально, потому что его разговор мне очень напоминает эти чертовы письма о выкупе.
Глава 8
"Олд Принстон Инн" находилась на Нессау-стрит, главной улице университетского городка, в честь которого и была названа эта старая четырехэтажная кирпичная гостиница. Даже в девять вечера, когда торговля уже давно закончилась, магазины продолжали своими оранжево-черными витринами кричать о любви к футболистам из "Принстонских Тигров". Казалось, этот маленький город охотно афишировал свою зависимость от юных благодетелей.
Но это был будний вечер, вечер, когда в университете еще шли занятия и улицы были пустыми, как голова студента, изучающего физическое воспитание; казалось, чернеющие вдали готические университетские здания поглотили не только всех студентов, но и остальных жителей города. Пустынные улицы, оранжевые и черные цвета, преобладающие в витринах магазинов, вкупе с холодным мартовским ветром и темной, безлунной и беззвездной ночью, заставили меня ощутить тревогу, сходную с той, которую чувствует домовладелец в канун Дня всех святых, не пожелавший раскошелиться на конфеты детям.