- Скажите, не въезжали ли в этот дом в последнее время новые жильцы?
- Нет. А что?
- Ну, тогда, может, вы знаете, есть ли в вашем доме пустующие квартиры?
- Нет. Не думаю. - Она выпустила изо рта кольцо дыма. - А ты не разговаривал с уборщиком?
Я изобразил на лице свою коронную вежливую улыбку:
- Мне гораздо приятнее разговаривать с вами.
Конечно, я не Рональд Колмен, но она, как ни странно, попалась на эту удочку, и на лице ее появилась сладострастная улыбка, отчего сигарета в ее губах чуть приподнялась.
- Я живу здесь уже больше года, ковбой, и за это время никто не въезжал в этот дом.
Я немного подумал над ее словами, потом достал циркуляр и свернул его так, чтобы она видела фотографию Бернис Роджерс.
- Знаете ее?
- Конечно, - ответила она. - Это Бернис Смит. Она живет наверху, в квартире 4-В.
Под звонком как раз в эту квартиру не было имени.
- У нее есть ребенок?
- Да.
- Он совсем малыш?
Вначале она подумала, что это ее я назвал "малышкой", потом поняла, что мне нужно, и сказала:
- А, да. Ему примерно полтора года.
- Какого цвета у него волосы?
- Кажется, светлые.
- А у Бернис?
- Ну, как на этой фотографии. Она брюнетка.
Интересно.
- Если ты ее ищешь, - сказала она, выпустив дым, - то я не уверена, что она сейчас здесь.
- Да?
- Она в отпуске. Уже больше месяца. В квартире сейчас проживает ее брат.
- Спасибо, мисс, - сказал я, положив циркуляр в карман.
- Меня зовут Мари.
- Спасибо, Мари.
- У тебя есть имя, ковбой?
- Нейт, - сказал я.
Ее чувственные губы сложились в улыбку.
- Будь осторожен, Нейт.
Я явно понравился ей. С другой стороны, у меня было чувство, что все, что от меня требуется, - это энергичность. И пять долларов.
Я кивнул ей и стал подниматься по лестнице. Одолев половину пути, я услышал, что она закрыла дверь, и расстегнул пальто. Потом расстегнул пуговицы пиджака и достал из наплечной кобуры пистолет. Я специально заказал свое пальто и костюм в мастерской на Максвелл-стрит, чтобы они хорошо скрывали мой браунинг. Правую руку с пистолетом я спрятал в карман пальто.
И вот я на площадке четвертого этажа перед квартирой 4-В.
Я внимательно посмотрел на дверь, на медные буквы и цифру. Я был один и слегка дрожал; тело наполнилось адреналиновым коктейлем. Может быть, мне подождать, пока подойдет помощь? Или выбить дверь сейчас же? Или постучаться?
Я постучался.
Дверь со скрипом приоткрылась, и на меня с подозрением уставилось грубое, рябое и в то же время красивое лицо женщины.
- Что вам нужно?
Я показал ей свой жетон, но ничего не сказал. Она захлопнула дверь перед моим носом.
Послышался ее испуганный крик:
- Полиция!
Не вынимая руку с пистолетом из пальто, я поднял ногу и ударил эту чертову дверь. Она распахнулась с первой попытки.
Я ворвался в квартиру и увидел, что из-за круглого стола с разложенными на нем картами поспешно поднимаются двое небритых парней с наплечными кобурами, в белых рубашках, с подтяжками и расслабленными на шее галстуками. Оба курили, и комната была наполнена синеватым дымком. Один из парней был страшно худ, с тоненькими усиками и прилизанными, как у Рудольфа Валентине, волосами на затылке. В кобуре у него лежал револьвер. Второй был большим, толстым и неряшливым на вид; перед ним на столе лежал наполовину съеденный бутерброд и стояло несколько бутылок пива. У него тоже был револьвер. Он потянулся за ним, и в этот момент я выстрелил в него дважды. Одна пуля попала в грудь, другая - в голову. Я стрелял прямо через свое чертово пальто. Проклятье!
Женщина завопила. Она стояла в дверях комнаты, которая, как мне показалось, была кухней. Ребенка нигде не было видно.
Тощий перевернул стол и начал палить в меня из-за него. Я нырнул обратно в прихожую и спрятался за стену, а пули его тем временем дырявили деревянную дверь.
- Сдавайся! - крикнул я, прижавшись спиной к стене и чувствуя запах сгоревшего пороха. - Дом окружен. Если хочешь выйти отсюда живым, подними руки, черт возьми!
Стрельба прекратилась.
- Положи свой револьвер на пол и толкни его ко мне в коридор, - сказал я, достав, наконец, свой пистолет из кармана пальто. - Не бросай, а толкни по полу!
После недолгого раздумья парень выполнил мое требование: револьвер довольно сильно стукнулся о плинтус слева от меня, но, к счастью, не выстрелил; из ствола его все еще выходил дым.
- Наконец-то ты образумился, - сказал я, возвращаясь обратно в комнату, но увидел, что выдаю желаемое за действительное.
В одной руке он держал маленького черноволосого ребенка с ангельским личиком, который спал, вероятно, одурманенный наркотиками. Блондинка стояла у стены слева от меня: глаза ее были влажными и округленными, грубое лицо исказилось от страха, одна ее костлявая рука была прижата к щеке. На ней было простое голубое платье, обтягивающее ее фигуру. За ней на стене криво висела мирная гравюра Мэксфилда Парриша.
У тощего были маленькие глаза, но они расширились, обнажив белки, и от этого казались большими. Вид у него был безумный, и казалось, он вполне способен нажать на курок маленького автоматического пистолета, дуло которого упиралось в голову спящего ребенка.
- Дай мне пройти, - сказал он голосом таким же тонким, как его усики.
- Нет, - сказал я. - Положи ребенка.
- Ты смеешься? Он мне еще пригодится. Черт.
- Как тебя зовут?
- Какая тебе разница, коп?
- Как тебя зовут?
- Эдди, - произнесла блондинка, судорожно вздохнув.
Я не знал, ответила ли она на мой вопрос или обратилась к нему. Меня это и не интересовало.
- Положи ребенка, Эдди, и я никому не скажу, что ты брал заложника. Я даже не вспомню, что ты оказывал сопротивление при аресте, свалю все на твоего покойного приятеля. Так что подумай.
- Не смеши меня, - сказал он и рассмеялся. Потом сделал шаг вперед, крепко прижимая к себе крошечного заложника и продолжая держать дуло пистолета у его виска.
Я выстрелил и попал тонкоусому Эдди между глаз.
Это было не так сложно, как может показаться, учитывая, как близко от меня он находился, а вот прыжок, который я сделал, когда он уронил ребенка, был действительно впечатляющим: я поймал спящего ребенка на лету, как первоклассный вратарь.