– Согласен. Я благодарен вам за сотрудничество, Геллер.
– О'кей, агент Уилсон.
– Зовите меня Фрэнк.
– О'кей, Фрэнк. Мне пригодится приятель из Налогового управления.
– Вы только присматривайте там за Шварцкопфом. Он чистой воды дилетант. Пусть вас не смущает его военная выправка. После окончания Вест-Пойнта, до того как он попал в полицию, он некоторое время проработал дежурным администратором универсального магазина.
– Впечатляющая карьера.
– Он сроду не патрулировал и за всю жизнь не арестовал ни одного преступника. Он взялся за то, что ему не по силам.
– Что ж, если он и это дело провалит, я брошу в него чем-нибудь тяжелым.
– Вот это правильно, – сказал Уилсон.
Положив трубку, я подошел к Шварцкопфу, который беседовал с круглоголовым Уэлчем.
– Наш бродячий моряк еще не появился? – спросил я.
– Да, – сказал Шварцкопф, – он прибыл.
– Вы шутите?
– Вы заметили будку подрядчика сразу за воротами?
Эту будку полицейские использовали в качестве сторожевого поста, чтобы не пропускать газетчиков и туристов.
– Конечно, – ответил я.
– Мы будем допрашивать его там.
– То есть подальше от дома и полковника Линдберга?
– Правильно. – Шварцкопф указал на инспектора Уэлча. – Я хочу, ребята, чтобы вы поладили. Я не терплю вражды между моими людьми.
Итак, я уже стал его человеком. Значит, полковник Линдберг действительно затягивает гайки.
– Я не обижаюсь, – сказал я и протянул руку Уэлчу.
Мы пожали руки, обменялись неискренними улыбками и пошли за Щварцкопфом к патрульной машине. Полицейский подвез нас к обветшалой будке, которая была ненамного больше уборной во дворе. Человека, сидящего на стуле с прямой спинкой, охраняли двое полицейских. Полицейские выглядели весьма элегантно, человек на стуле – нет. Было холодно, у всех изо рта шел пар.
Крупный, с лицом, покрытым веснушками, и темными, красновато-каштановыми, похожими на мои, волосами, моряк Бетти Гау выглядел усталым и измотанным; ему было чуть больше двадцати, и он был красив грубоватой красотой. Его светло-синяя рабочая рубашка и темно-синие брюки были помяты – видимо, он спал в них.
– Хартфордская полиция передала вас нам, Джонсон, – сказал Шварцкопф, встав перед подозреваемым, словно регулировщик дорожного движения. – Вы знаете, почему вы здесь?
– Я ничего не знаю о похищении ребенка Линдбергов. – У него был сильный, довольно мелодичный акцент – то ли шведский, то ли норвежский.
– Вам придется доказать это, – сказал Уэлч, ткнув его в грудь пальцем.
– Расскажите нам, где вы были, – сказал Шварцкопф, – и что делали ночью первого марта этого гола.
Джонсон тяжело вздохнул.
– О'кей. В ночь похищения около восьми часов я встретился со своим другом Йоханнесом Юнгом.
– Кто такой этот Юнг?
– Он живет в Энглвуде. Он муж швеи в доме Морроу. Мы с ним немного поездили на моей машине – примерно до четверти девятого, потом я позвонил сюда и попросил к телефону Бетти.
– Как вы узнали, что она здесь?
– На вторник у нас с Бетти была назначена встреча, но я позвонил раньше и узнал, что вечером во вторник Бетти не будет в Энглвуде. Ребенок простудился. Ребенок Линдбергов, и они решили не возить его из дома в дом.
– Значит, вы звонили Бетти Гау?
– Да. Она спросила, зачем я звоню. Я сказал: я просто решил позвонить тебе и сказать, что мне жаль, что я не увижу тебя сегодня вечером. Она говорит: я поняла. Я спрашиваю ее: как ребенок? Она говорит: я думаю, он скоро поправится. Я говорю: а когда ты вернешься? Она говорит: я не знаю; пожалуйста, не звони мне сюда больше – им это может не понравиться. Она положила трубку, и я положил трубку, – он пожал плечами.
– Чем вы занимались потом?
– Юнг и я, мы поехали в театр «Плаза» в Энглвуде, чтобы посмотреть кино. Когда кино кончилось, мы пошли в кафе-мороженое и съели по пломбиру с орехами и шоколадом. Потом я поехал домой в свой пансион.
Этот парень разговаривал, как закоренелый преступник, это точно.
– Во сколько вы вернулись домой?
– Где-то около полуночи.
Казалось, Шварцкопф озадачен откровенностью подозреваемого. Он посмотрел на Уэлча, который сказал:
– Вы не против, если я займусь им?
Я знал, что это означало, – рулетку с резиновым шлангом. Поэтому я сказал:
– Извините меня, полковник. Можно мне задать мистеру Джонсону несколько вопросов?
Шварцкопф ответил довольно холодно:
– Конечно. Джонсон, это детектив Геллер из чикагской полиции.
– Привет, Ред, – сказал я.
– Хеллоу.
– Вы курите?
– Да.
Я взглянул на Уэлча:
– Дайте ему закурить, пожалуйста.
Уэлч достал свою пачку «Кэмэла» и неохотно помог моряку прикурить. Парень жадно стал затягиваться дымом.
Я стоял и молчал, позволив ему накуриться и расслабиться.
Потом я сказал:
– Сколько денег вы потратили на тот междугородный телефонный разговор, Ред?
– Простите?
– Вы звонили с общественного телефона?
– Да.
– Из Энглвуда в Хоупуэлл? Сколько денег вы опустили в телефон-автомат?
– Тридцать пять центов.
Я посмотрел на Уэлча, который стоял, словно пожарный гидрант, и сделал движение пальцем, напоминающее движение ручки по бумаге. Он несколько мгновений тупо смотрел на меня, потом кивнул, вытащил записную книжку и начал записывать слова Джонсона.
– Какой фильм вы смотрели, Ред?
– Мы посмотрели два фильма. Я не помню названий. Извините.
– Кто участвовал в первом фильме? О чем он?
– О, веселый фильм. Про двух парней, толстого и худого.
– "Лорел и Харди"?
Он энергично закивал головой.
– Ну а второй фильм?
– Про боксера и маленького мальчика. Грустный фильм.
Я посмотрел на Уэлча.
– "Чемпион"?
Уэлч ухмыльнулся и записал.
– Вы помните, где находится это кафе-мороженое?
Джонсон кивнул и одним духом выпалил адрес. Уэлч добросовестно записал и его.
– А что вы можете сказать о бутылке из-под молока, которую нашли в вашей машине?
Он пожал плечами.
– А что вы хотите узнать?