Не то чтобы я так уж любил пострелять по живым мишеням. Надо сказать, что этот пистолет – а не обычный револьвер, как большинство полицейских – я носил отчасти потому, что предпочитал автоматическое оружие, а отчасти потому, что именно из него застрелился мой отец.
Мой отец, чья книжная лавка на Вест-Сайде была забита радикальной литературой, был старым членом профсоюза и очень не хотел, чтобы я стал полицейским. Неприязнь его к этой профессии особенно усилилась, когда он узнал или догадался, что деньги, которые я ему дал для возобновления аренды магазина, я заработал, дав показания в суде по делу об убийстве Джейка Лингла.
Копы и Капоне нашли «подсадную утку» – человека, готового взять на себя вину за убийство, и я давал против него показания. Дело было пустяковым: тот человек пошел на это по своей воле, и ему хорошо заплатили за то, что он сядет в тюрьму. Благодаря участию в том процессе я стал сыщиком, работающим в штатском, и получил конверт с тысячей долларов. Однако мой отец никак не мог понять, что я всего лишь хотел добиться успеха, хотел получить лучшую работу и поэтому вынужден был соблюдать правила предложенной мне игры.
Впрочем, он понимал это. Понимать понимал, но простить мне не смог. Он приставил этот самый пистолет к своей голове и вышиб из нее мозги. Это случилось в прошлом году. Я носил пистолет с собой и знал, что никогда не забуду об этом. И готов был воспользоваться им без колебаний, но не легкомысленно. В чем-чем, а в этом можно не сомневаться.
Я по-прежнему готов был принять честную взятку – на этой грязной и опасной работе не работают ради одной ничтожной зарплаты. Однако по отношению к покойному отцу я имел моральный долг, состоящий в том, чтобы не злоупотреблять властью полицейского. Он не переносил этого; ему, старому коммунисту, мы, копы, всегда представлялись не иначе как размахивающими дубинками и палящими из пистолетов во все стороны ублюдками.
Возможно, папа сейчас наверху смотрит, думал я, как я делаю нечто стоящее, то, чем и положено заниматься копу. Исправляю зло, как Ник Картер или Шерлок Холмс из книг, которые я читал в детстве. Возвращаю пропавшего ребенка отчаявшимся родителям. Папе, который на небесах, это понравится. Единственная загвоздка в том, что отец не верил в существование царства небесного, и я тоже не верю в это.
– Не так близко, – предупредил я водителя. – Держись от них через две-три машины.
Он кивнул и отстал от такси, в котором ехала женщина с ребенком. Мы ехали по Лейк Шор Драйв в районе Гоулд Коуст, где аристократические особняки и многоэтажные жилые дома выходили на покрытое рябью серое озеро Мичиган. Я как раз собирался подыскать себе квартиру в этом районе; отпугивала только цена – минимум 350 долларов в месяц.
Такси впереди свернуло к парку Ирвинга, мы сделали то же самое и оказались в районе, который прежде, до того как капитал устремился на север, был весьма престижным; теперь он был раем для уголовников: в шестикомнатных номерах расположенной здесь гостиницы запросто могла поселиться целая шайка скрывающихся от полиции уголовников и преспокойно жить здесь, развлекаясь в увеселительных заведениях на окраине города. Если бы денег у меня было столько же, сколько у жуликов, то я сам охотно бы переселился в этот район.
Такси свернуло направо на Шеридан Роуд и остановилось напротив большого, отделанного терракотой шестиквартирного дома – одного из многих таких же, стоящих бок о бок на этой улице. Блондинка с ребенком вышла из машины.
Наша машина проехала мимо, я оглянулся, и когда увидел, что блондинка вошла в дом, сказал:
– Останови здесь.
Водитель остановил машину у обочины, повернулся и снова наградил меня своей редкозубой улыбкой.
– Ну, как я сработал?
– Отлично, – ответил я, достал десятидолларовую купюру, разорвал ее на две половины и отдал ему одну.
Глаза его расширились: он не знал, злиться ему или радоваться.
– Что это?
Я уже выходил из машины.
– Вторую половину получишь, если подождешь меня. Заезжай за угол и жди. Но сперва найди телефон и позвони лейтенанту Сэпперстейну в сыскное бюро. Скажи ему, что я выследил Бернис Роджерс на Шеридан Роуд 4072 и мне нужна помощь.
– О'кей. Кто передает это сообщение?
– Геллер.
– О'кей, полицейский Геллер.
– Повтори все имена.
– Э-э-э. Лейтенант Сэпперстейн в сыскном бюро. Роджерс. Геллер.
– А адрес?
– Шеридан 4072.
Теперь я ему улыбнулся.
– Умница.
Снег прекратился, однако сильный ветер поднимал его с улицы и разносил во все стороны. Я с удовольствием ощущал на щеках его приятную прохладу. Сердце мое забилось быстрее, когда я пошел к дому. Стараясь успокоить себя, я замедлил дыхание. Напротив шестиквартирного дома, в который вошла блондинка, стоял один из пышно украшенных кинотеатров, которых так много в Чикаго. В нем в тот момент шел «Эрроусмит» с Рональдом Колменом в главной роли. Я еще не успел посмотреть этот фильм.
Но сначала мне нужно было добраться до блондинки. В пугающе тесном вестибюле висело полдюжины почтовых ящиков и было столько же звонков. Под каждым звонком, кроме одного, были указаны имена, однако «Бернис» или «Роджерс» среди них не было. Я нажал на все звонки, кроме безымянного, что стоял под номером 4-В, и стал ждать, надеясь, что кто-то отопрет входную дверь.
Замок в двери щелкнул. Сработало.
Центральная лестница на каждом этаже переходила в небольшую площадку с парой квартирных дверей и затем продолжала свой извилистый путь до следующей площадки. Уборщик занимал квартиру в цокольном этаже, но я не стал спускаться к нему – он мог предупредить владельца дома, что появился коп. Поэтому я поднялся на площадку первого этажа, постучался в дверь квартиры 1-А и стал ждать.
Красотка лет двадцати с локонами, как у знаменитой Клары Бау, выглянула из-за двери, увидела мой жетон и нахмурилась.
– Еще один, – сказала она недовольно, и глядя, как она держит сигарету, я почему-то вспомнил небезызвестную Бетти Буп.
– Простите?
– Я уже платила за квартиру в этом месяце. Вы что, хотите, чтобы я заплатила еще раз?
– Мисс, я пришел, чтобы получить от вас кое-какую информацию. Мне не нужны ваши деньги.