Когда Абивард вернулся ни с чем, Шарбараз опечалился:
— Если этот надутый осел думает, что я блефую, придется показать ему, насколько он не прав. Очень мне это не нравится, ведь его подданные — это и мои подданные. Но я получу от него Смердиса, получу любой ценой!
Абивард отправился с отрядом, которому было поручено сжечь деревню у подошвы Налгис-Крага. Тамошние жители были заранее предупреждены, и, когда воины вошли в деревню, большинство из них уже вышло на дорогу, унося с собой все, что могли. Но несколько человек все же задержались в деревне. Одна из них, старуха, погрозила бряцающим доспехами конникам кулаком.
— Да проклянут вас Господь и Четыре Пророка за то, что творите зло тем, кто вам никакого зла не сделал, — громко прошамкала она беззубым ртом.
— Давай, бабуля, ступай отсюда, — сказал Абивард, изогнув левую ладонь, чтобы отвести проклятие. — Вини во всем своего дихгана, который не выдает Шарбаразу, Царю Царей, беглого преступника.
— Если виноват дихган Птардак, так и жгите дихгана Птардака, — огрызнулась старуха. Но этого-то войско Шарбараза и не могло: в крепости Налгис-Краг дихган был неуязвим, и поэтому вместо Птардака должны были страдать его подданные.
Продолжая ругаться и оплакивать свою судьбу, старуха подняла на плечо сделанный из одеяла узел с жалкими пожитками и поплелась вслед за остальными жителями деревни.
— Не завидую я этим людям, — сказал Абивард. — Если Птардак упрется, нам придется жечь их жилища снова и снова.
Один из конников раздал факелы. Другой разжег костер посреди рыночной площади. Когда затрещал огонь, Абивард сунул в пламя головку факела и помахал им в воздухе, чтобы получше разгорелся. Он поднес факел к соломенной крыше ближайшего дома. Сухая солома занялась мгновенно. Пламя поднялось до конька крыши, горящая солома посыпалась вниз, поджигая все, что было внутри дома.
На площади, вблизи костра, разожженного воином, сидели несколько собак.
Они безутешно выли, прерываясь лишь на чиханье и фырканье, — дым от костра становился все гуще. Абивард наблюдал за тем, как воины жгут деревню. Одни делали это с неподдельным удовольствием, вбегали внутрь и выбегали с кувшинами вина или побрякушками для прибившихся к войску шлюх, а потом с радостными воплями поджигали только что ограбленные дома. Другие же просто поджигали дом и шли к следующему.
В конечном счете Абивард решил: «А не все ли равно, как ведут себя воины? Деревня-то горит».
Кашляя, со слезящимися от дыма глазами, он выехал вместе с остальными поджигателями из деревни. Столб черного дыма от оставшегося на ее месте погребального костра поднимался над вершиной Налгис-Крага. Ветер рвал и теребил его и наконец развеял, но запах гари не мог не достигнуть крепости.
Однако Птардак и не думал выдавать Смердиса.
Когда настало утро, Шарбараз отправил Абиварда с другим отрядом конников сжечь еще одну деревню, стоящую примерно на фарсанг севернее Налгис-Крага.
Когда они подъехали, их встретил град стрел. Двое воинов и конь получили ранения. «Вперед!» — крикнул Абивард. Воины ворвались в деревню, исполненные мрачной решимости. Их еще раз обстреляли, ранив одного коня. В таком бою кони были почти бесполезны, чего не скажешь о воинах в доспехах. Стоило им сломать несколько дверей и перебить скрывавшихся за ними защитников, и остальной деревенский люд быстро утратил боевой дух.
И все же Абиварду с большим трудом удалось удержать своих воинов от массовой резни.
— Они имеют право защищаться, — настойчиво внушал он. — Никто не предупредил их, что если они будут сопротивляться, то потом вырежут всю деревню. Но в следующий раз…
Он выгнал жителей из домов в той одежде, которая на них была, разрешив взять только по лепешке и кувшинчику вина на человека. После этого в небо вновь поднялся столб дыма, еще гуще и чернее, чем вчерашний. Воины делали свое дело с целеустремленностью, которой не было в той, другой деревне. Они не тратили время на шалости.
Когда Абивард доложил о сделанном, Шарбараз кивнул:
— Ты поступил совершенно правильно, зятек. Завтра, если, конечно, понадобится выезжать завтра, мы скажем им, что они могут взять с собой все, что сумеют унести, если не будут оказывать сопротивления. В противном случае мы поступим по законам войны. — Он поднял взгляд на крепость Налгис-Краг:
— Хоть бы Птардак поскорее понял, что если он будет и дальше укрывать узурпатора у себя, то останется вообще без надела!
Однако на другой день горела деревня, расположенная южнее. Люди покидали ее мрачно, но не оказывай никакого сопротивления копейщикам Царя Царей, выехавшим туда большим отрядом. Еще через день пришлось с боем брать четвертую деревушку. Взяли.
Вместе с домами горели виноградники и фисташковые деревья. Шарбараз держал слово: Птардак мог удерживать крепость сколько угодно, но после того, как по всему наделу пройдутся воины с факелами, в нем ничего, кроме крепости, не останется.
На пятый день горела знакомая Шарбаразу деревня Гайи, та самая, через которую он бежал из Налгис-Крага. Царь Царей со вздохом произнес:
— Теперь придется переписать все, что я знал об этих местах.
На шестой день его отряды готовы были отправляться жечь дальше, но с Налгис-Крага спустился человек со щитом перемирия и простерся ниц перед Царем Царей. После ритуального поедания земли он сказал:
— Величайший, да продлятся твои дни и прирастет твое царство! Если дихган Птардак отдаст тебе твоего родственника Смердиса, простишь ли ты ему те проступки, которые он, по твоему мнению, совершил, прекратишь ли уничтожать его надел и подтвердишь ли, что сохраняешь не только его жизнь, но и его права здешнего дихгана?
— Очень не хочется давать ему так много, — сказал Шарбараз и посмотрел на Абиварда. Абивард кивнул. Шарбараз нахмурился, некоторое время поколебался, но сказал:
— Ладно. Ради прекращения междуусобицы я готов пойти на это. Пусть узурпатора доставят ко мне сегодня до полудня, и тогда все будет так, как того желает Птардак.
Посланец дихгана галопом полетел в крепость. Шарбараз повернулся к Абиварду:
— Простить-то я прощаю, но брось меня в Бездну, если я это забуду.
Абивард понял это так, что Птардаку теперь лучше не высовывать носа из крепости Налгис-Краг до конца дней своих, если только он не хочет, чтобы дни эти не оказались резко сокращены. Эта мысль скользнула в его мозгу и тут же ушла, вытесненная огромным облегчением оттого, что борьба, так долго раздиравшая Макуран, вот-вот закончится.
И еще его пожирало любопытство: ему очень хотелось увидеть наконец-то человека, захватившего трон Шарбараза. Задолго до того, как солнце поднялось в зенит, с Налгис-Крага спустились трое: два воина вели в поводу мула, к которому был привязан седобородый старик. Передав Смердиса в руки Шарбараза, воины не стали дожидаться, какой прием им окажет Царь Царей. Как и предшествующий посланец Птардака, они галопом умчались назад, в безопасное место.
Хотя Смердис был растрепан, немыт и одет лишь в грязный кафтан, семейное сходство между ним, Перозом и Шарбаразом просматривалось легко. Старик весьма успешно скрывал страх, которого не мог не испытывать.
— Ну, родственничек, что скажешь в свое оправдание? — спросил Шарбараз.
— Скажу одно: надо было вместе с троном отобрать у тебя и голову, — ответил Смердис, шамкая, как та старуха в деревне, — у него тоже почти не осталось зубов.
— Этой ошибки я не повторю, — сказал Шарбараз. — Но смелости в тебе больше, чем я предполагал. Так что я просто укорочу тебя маленько, и все.
Смердис кивнул. Сотники Шарбараза собрались в кружок, наблюдая за казнью.
Один из воинов перерезал веревки, которыми был связан Смердис, и помог ему слезть с мула. Старик опустился на четвереньки и вытянул шею, подставляя ее под меч. Меч опустился. Тело Смердиса дернулось и застыло. Если бы он жил так, как умер, из него мог бы получиться достойный Царь Царей.