В авангарде армии Царя Царей рожки пронзительно протрубили сигнал, которого Абивард с нетерпением ждал со времени переправы через Дегирд:
"Неприятель впереди!" Макуранцы двигались боевым строем с самого начала атак степняков, но все же по их рядам прокатился возбужденный гул. Теперь уже не долго ждать - они покарают хаморов за блошиные укусы, которые те посмели нанести войску Царя Царей.
Абивард выехал на вершину небольшого холма. Сомневаться не приходилось вон они, кочевники, в половине фарсанга на север. Они выстроились в две группы: спереди относительно маленькая, а большая - чуть подальше.
- Кажется, я понял их план, - сказал Годарс. - Они попытаются втянуть нас в игру со своим авангардом, а тем временем остальные растянутся и зайдут нам во фланги. Не выйдет: мы раздавим маленький отряд, прежде чем большой успеет развернуться.
- Не пора ли нам атаковать, отец? - спросил Абивард. Увидев наконец-то хаморов, которые стояли и ждали нападения, он испытал безумное желание пришпорить коня и незамедлительно броситься в атаку. Но Годарс покачал головой:
- Пока еще далековато. Так мы сойдемся с ними, когда наши кони уже устанут от затяжного галопа. Сблизимся почти на расстояние полета стрелы, тогда и рванем.
Словно вторя Годарсу, Чишпиш, - ехавший неподалеку, прокричал находящимся под его началом конникам:
- Со всякого, кто поскачет на степняков до сигнала рожка, своими руками шкуру спущу! Вараз усмехнулся:
- Невелика угроза! Ему в жизни не догнать ослушника.
И действительно, конь Чишпиша был не менее громоздок, чем сам марзбан, поскольку только такой и мог выдержать вес военачальника. Но угроза Чишпиша, как прекрасно понимал каждый услышавший его слова воин, не имела никакого отношения к возможному физическому наказанию. При том влиянии, которым пользовался марзбан, он мог низвергнуть прямо в бездну репутацию и надежды на будущее любого из них.
Абивард вынул копье из гнезда в седле и подбросил его на руке. По всему строю макуранцев всколыхнулись эти деревянные шесты с железными наконечниками, будто по нему пронесся ураган. Абивард держал копье вертикально, чтобы не поранить никого из соратников. Опустит он его только по команде.
Дружина Царя Царей все ближе и ближе подходила к неприятелю. Прямо перед Абивардом трепетал царский штандарт; по макуранскому обычаю, Царь Царей командовал сражением с правого фланга. До Абиварда доносились отголоски резких боевых кличей хаморов. Он слышал их и не понимал: хотя язык степняков был родственным макуранскому, выкрики настолько сливались, что из общего шума было не выхватить отдельных слов.
Взвизгнул рожок - пронзительно и тонко. И макуранцы, все как один, отозвались боевым кличем: "Пероз!" Чтобы нагнать на врага побольше страху, Абивард заорал так, что горло заболело.
Когда макуранцы сблизились со степняками почти па расстояние полета стрелы, небольшой передовой отряд хаморов поскакал им навстречу. Они вопили как резаные и пускали в плотные, закованные в латы ряды макуранцев стрелу за стрелой. Несколько удачных выстрелов выбили всадников из седла, другие вызвали крики боли у людей и коней. Но большая часть, как обычно и бывает, либо не попадала в цель, либо отражалась кольчугами, латами и щитами макуранцев.
Как раз в то мгновение, когда Абивард гадал, настолько ли обезумели хаморы, что уже готовы броситься па многократно превосходящего их во всех отношениях противника, кочевники, демонстрируя высокое искусство выездки, разом развернули своих степных лошадок и почти безупречной цепью резвым галопом помчались к оставшимся позади товарищам.
- Трусы! - завопил Абивард. Ему вторила половина макуранского войска. Вернитесь, шакалы, будем драться!
Рядом с ним Годарс промолвил:
- Что же они все-таки делают?
Никто не ответил, потому что в этот миг рожки протрубили долгожданный сигнал к атаке.
- Копья - вниз! - проревел Чишпиш. Множество железных наконечников опустилось параллельно земле, сверкая на солнце. Еще громче прежнего Чишпиш выкрикнул:
- Вперед!
Штандарт Царя Царей взметнулся к небу - Пероз и его гвардия с грохотом устремились навстречу хаморам. Абивард со всей силы пришпорил коня. Поскольку мерин был укрыт железными доспехами, он воспринимал только команды, подкрепленные самыми энергичными действиями.
Земля уносилась прочь из-под ног Абивардова коня - сначала медленно, потом все быстрее, так быстро, что встречный поток воздуха заставил глаза слезиться, казалось, еще один скачок - и всадник взлетит вместе с конем. От грохота тысяч, десятков тысяч копыт Абиварду казалось, будто он оказался в самом центре мощной грозы. Бок о бок с ним неслись в атаку десятки тысяч воинов. Он ощутил величайший восторг сопричастности к великому и славному свершению.
И тут его конь угодил ногой в яму.
Возможно, ее прорыл кролик, возможно, барсук. Это не имело значения, а вот то, что из этого вышло, - имело. Абивард почувствовал, как споткнулся его конь, и в то же мгновение поразительно четко, несмотря на ужасный шум и грохот, услышал хруст сломанной кости. Конь пронзительно заржал и упал, но Абивард успел одним рывком высвободить ноги из стремян и выброситься из седла.
Он ударился оземь с таким лязгом и стуком, что возблагодарил судьбу за то, что на нем кольчуга. Однако он знал, что под кольчугой на его теле не останется живого места от синяков. Мимо него проносились его соратники, один конь перепрыгнул прямо через него, пока он лежал на земле. Для Абиварда осталось загадкой, как никто не затоптал его.
А впрочем, хоть бы и затоптал! По щекам его ручьями лились слезы - от боли и злой обиды. То, что должно было стать величайшим мгновением его жизни, пошло прахом. Как ему без коня схлестнуться с неприятелем и показать, на что он способен? Ответ прост: никак. Отцу с братьями достанется все торжество победы.
А что ему? Теперь над ним до конца дней будут издеваться: Абивард - с коня упард - и на сечу опоздард!
Мимо, выкрикивая имя Царя Царей, проскакали последние макуранцы. Их воплям вторил обезумевший от мучительной боли конь Абиварда. Абивард заставил себя подняться, доковылял до бившегося в судорогах животного и перерезал ему глотку.
Покончив с этим, он повернулся и зашагал на север. Может быть, хотя вряд ли, битва еще не закончится, когда он доберется туда. Не исключено, что ему удастся взять коня, всадник которого пал, или даже на некоторое время оседлать хаморскую степную лошадку, хотя той будет невесело тащить на себе Абиварда со всеми его доспехами.
Сквозь клубящуюся пыль он видел гордые знамена. Значит, там авангард макуранского войска. Вдруг - он не поверил своим глазам - почти все знамена исчезли из виду одновременно.
Крики и вопли раненых людей и лошадей поднялись к глухому, бесчувственному небу. А сами люди и кони рухнули в траншею, прорытую хаморами через степь, а затем искусно замаскированную палками, грязью и травой. Только в самом центре, где передовой отряд степняков, отступая, воссоединился с главными силами, макуранцы могли преследовать их, и то лишь небольшими группками. Неприятель яростно атаковал эти группки, словно стая волков, травившая медведя.
Крик ужаса, слетевший с уст Абиварда, утонул в криках поверженного макуранского войска. Штандарт Царя Царей исчез из виду, Абивард нигде не мог разглядеть его. Он издал глубокий, полный отчаяния стон. Пал не только передовой отряд дружины. Воины, шедшие вторым эшелоном, не могли вовремя сдержать своих коней и с грохотом падали в траншею поверх своих соратников.
- Отец! - крикнул Абивард. Ведь там, в самом центре катастрофы, был Годарс. И брат, и сводные братья. Тяжело, неуклюже Абивард побежал - в доспехах, предназначенных для битвы в конном строю.
Даже те из макуранцев, кто избежал траншеи кочевников, вынуждены были остановиться, кто где смог, и начисто смешали свои боевые порядки. Этим моментом и воспользовались хаморы, чтобы стремительно обойти траншею с обоих концов и окружить неприятеля.