- Что случилось? - прошептала она.
- По голове ударили, - сказал он, начиная уже уставать от объяснений. Я... вроде как в голове все перемешалось, и мне сказали, что надо полежать, пока не приду в себя. День-два, не больше. - Ему надо бы. сказать так Рошнани тогда и самому будет легче это поверить.
- Чем же ты занимался? - спросила Рошнани, когда он опустился на коврик, на котором сидела она.
Даже пребывая в сумеречном состоянии, он поразился глупости вопроса.
- Дрался.
Она продолжила, словно он ничего не говорил:
- Тебя могли убить. Ложись и успокойся, я тобой займусь. Вина хочешь?
Он хотел было покачать головой, но вовремя одумался и просто сказал:
- Нет. Меня тошнит. Если я сейчас чего-нибудь выпью, оно обратно полезет.
- "А если я сейчас пошевелюсь, у меня полголовы отвалится", - мысленно добавил он. Кстати, может быть, это было бы не так уж плохо.
- Сейчас. - Рошнани открыла шкафчик, достала небольшой флакон и вынула пробку. Тоном, не терпящим возражений, она сказала:
- Если не можешь вина, выпей это. Вряд ли оно из тебя полезет, а помочь поможет.
У Абиварда так кружилась голова, что он не стал спорить, а залпом выпил все, что было во флакончике, и только поморщился от сильного лекарственного вкуса;
Через некоторое время головная боль из нестерпимой сделалась вполне обыкновенной. Он зевнул: от этого зелья ему еще больше захотелось спать.
- А знаешь, помогло, - признался он. - Что это было?
- А не рассердишься? - спросила Рошнани.
- Нет, - озадаченно ответил он. - С какой стати? Даже в полумраке фургона, он увидел, что Рошнани покраснела.
- Потому что это снадобье женщины принимают при тяжелых месячных, ответила она. - В нем есть маковый сок, и я решила, что тебе полегчает. Но я слышала, что мужчин очень задевает, когда им предлагают что-нибудь сугубо женское.
- Это так. - Абивард нехотя поднял руку и уронил ее на подставленное предплечье Рошнани. - Вот. Если хочешь, можешь считать, что это я побил тебя за нахальство.
Она недоуменно посмотрела на него и зашлась от смеха. Хоть и одурманенный, Абивард понимал, что такого смеха его шутка не заслуживает. Он подумал, что она так смеется еще и от облегчения.
И в этот момент в закутке, наклонившись, чтобы войти в низкий проем, появилась Динак. Она перевела взгляд с Рошнани, на Абиварда и обратно.
- Ага! - сказала она. - Если я застаю такую сцену, все не так уж плохо.
- Могло бы быть и получше, - сказал Абивард.
- Тогда один из проклятых приспешников Смердиса не ударил бы в мою голову, как в колокол, чтобы убедиться, что ему нравится звук. Но если бы дела не стояли хуже, он бы разбил ее, как горшок, так что мне ли жаловаться? - Он вновь зевнул; бодрствовать удавалось лишь с огромным усилием.
- По словам служанок, лекарь, приведший его, сказал, что он поправится, сказала Рошнани Динак, как будто Абивард уже спал или попросту был предметом обстановки. - Но ему нужно несколько дней отдыха, - Здесь самое место, сказала Динак с чуть заметной горчинкой. - Будто мы, покидая Век-Руд, привезли с собой женскую половину. Надо же, женская половина на колесах - кто бы мог подумать? Но здесь мы не в меньшей степени взаперти, чем были там.
- Я-то ничего другого и не ждала, - сказала Рошнани, которая была поспокойней своей порывистой невестки. - То, что нам вообще позволили выехать оттуда, - большая победа, а остальное приложится. Через несколько лет многие женщины будут пользоваться полной свободой передвижения, и никто не вспомнит, какие нам пришлось принять условия, чтобы сдвинуть лавину с места.
- Эта лавина прокатилась по мне, - сказал Абивард.
- Уже вторая дурацкая шутка за несколько минут. Похоже, тебе не окончательно вышибли мозги, - сказала Рошнани.
Поставленный на место, Абивард услышал, как Динак говорит:
- Ей-Богу, это несправедливо. Мы убежали с женской половины, значит, должны были убежать и от всех ее строгостей. Какой был смысл уезжать, если мы по прежнему можем высунуть голову из фургона только тогда, когда мужья вызывают нас в свои шатры?
Рошнани определенно что-то ответила, но Абивард ее ответа уже не слышал.
Удар по голове, дополненный маковым соком в лекарстве, которое она дала ему, погрузил его в сон. Когда он снова открыл глаза, в закутке было темно, мерцала только одна лампа. Ламповое масло пахло непонятно. Запах был ему знаком, но откуда - он не мог припомнить. Он заснул, так и не вспомнив.
Проснувшись на другое утро, он не сразу понял, где находится. Тряска фургона и его пульсирующая, тяжелая голова, словно сговорившись, внушили ему мысль, что он проснулся после затяжной попойки в самый разгар землетрясения.
Потом с соседней лавки поднялась Рошнани.
- Как больное место? - спросила она.
Память возвращалась. Он осторожно приложил палец к виску.
- Болит, - сообщил он.
Она кивнула:
- У тебя там здоровенный синяк, хотя большая часть его скрыта под волосами. Хорошо, что узурпаторский вояка не проломил тебе череп.
- Повезло. - Абивард вновь притронулся к виску и поморщился. - По-моему, он был от этого не так далек. - Рошнани задула лампу. На этот раз он узнал капах. - Это горит... это, как его?.. Минеральное масло, вот. Саперы Пероза пользовались им, поджигая мост, когда из Пардрайи возвратились немногие уцелевшие бойцы. Говорят, южане заливают его в лампы.
- Мне оно не нравится, пахнет отвратительно, - сказала Рошнани. - Но масло у нас кончалось, и служанка купила кувшин минерального. Горит-то оно неплохо, но не представляю себе, чтобы ему когда-нибудь нашлось и другое применение.
Служанки приготовили Абиварду особенный завтрак: говяжий язык, мозги и ножки, приправленные перцем. Голова еще болела, но аппетит вернулся. Теперь он не ощущал тошноты; пища определенно удержится в желудке. И все же Рошнани наотрез запретила ему вставать, кроме как на горшок.
В середине утра его зашел проведать Шарбараз.
- Дай тебе Господь доброго дня, величайший, - сказал Абивард. - Как видишь, я и так уже простерся перед тобой.
Царь Царей усмехнулся.
- Поправляешься, по-моему, - сказал он, невольно вторя Рошнани. - Я рад. Покончив с сантиментами, Шарбараз поспешил напомнить Абиварду, что он - сын Пероза, заявив:
- Теперь к делу. Армия узурпатора бежала окончательно. Вокруг нас увиваются несколько конников, но они не помешают нам наступать.
- Добрая весть, - сказал Абивард. - Теперь ничто не помешает нам обойти Дилбатские горы с юга и повернуть на северо-восток, на Машиз?
- На первый взгляд, нет, - сказал Шарбараз. - Но вчерашние события мне не нравятся, очень не нравятся. Да, мы победили, но не так, как я хотел. К нам не перебежал ни один человек, ни один отряд. Нам пришлось побить их, тогда они отступили; сдались лишь те, у кого не оставалось иного выхода. Никто из них не обратил оружия против сторонников Смердиса.
- Это тревожный знак. - Абивард чувствовал, что он сейчас глупее, чем следовало бы, и это его раздражало: Шарбаразу нужен был от него наилучший совет, какой он только мог дать. Подумав немного, он сказал:
- Мне кажется, что теперь остается только продолжать идти вперед, несмотря ни на что. Не можем же мы прекратить борьбу только потому, что она оказалась тяжелее, чем мы рассчитывали.
- Согласен, - сказал Шарбараз. - Если мы не перестанем побеждать, Смердис рано или поздно падет. - Он трижды стукнул себя кулаком по бедру. - Но я был так уверен, что узурпатор потерпит бесславное поражение, как только станет известно, что я жив и не отрекся добровольно.
- Помимо прочего, мой отец всегда говорил, что чем дольше живешь, тем сложнее кажется жизнь, - сказал Абивард. - Он говорил, что только мальчишки да святые отцы ни в чем не сомневаются; те же, кому приходится жить в миру, со временем понимают, что мир этот больше и сложнее, чем можно себе представить.
- По-моему, я говорил тебе, что мой отец хвалил твоего за здравый ум, сказал Шарбараз. - Чем больше я слушаю Годарса через твои уста, тем больше убеждаюсь, что отец знал, что говорил.