Под звуки военной музыки войско выстраивалось в боевые порядки. По всем шеренгам прошел слух, что им противостоит пехота. Воины были уверены в своих силах и настроены пренебрежительно.
- Мы, повелитель, раздавим их в лепешку, - заявил один из всадников, и окружавшие его воины кивнули. Тревога Абиварда немного улеглась. На войне уверенность значит очень много. Если воины считан и себя непобедимыми, победить их непросто.
Вдали показалось войско Смердиса. Как и сказал разведчик, оно состояло из пехоты и кавалерии - конные на флангах, пешие в центре. Абивард выкрикнул имя Шарбараза. Войско разразилось боевым кличем. Воины Смердиса ответили тем же.
Невообразимый шум поднялся до голубых небес.
Рожки протрубили наступление. Абивард опустил копье и пришпорил коня. Стук тяжелых копыт отдавался в его теле, словно сильный, наполненный пульс.
Вражеские конники двинулись на них с флангов, намереваясь взять в кольцо.
Пехота Смердиса стояла на месте. Когда Абивард подскакал ближе, он заметил, что она прикрыта заслоном из колючего кустарника. Сквозь оглушительный конский топот и рев боевых кличей слышались чистые ноты тростниковых свистков.
Абивард нахмурился под своей кольчужной сеткой: этот сигнал был ему неизвестен.
Но для пехоты он что-то значил. В одно мгновение воздух заполнился стрелами один залп, второй, третий. Они тоже свистели, и достаточно громко, чтобы заглушить звук, отправивший их в полет. Грациозные, словно птицы, они описывали крутую дугу в небе и падали на атакующих конников.
У Шарбараза тоже были лучники, и они открыли ответный огонь по пехотинцам, но далеко не столь плотный и регулярный. Люди и лошади падали, а упав, перекрывали дорогу остальным. Атака захлебнулась.
В поднятый щит Абиварда вонзилась стрела и, гудя, застыла там. На одну ладонь в сторону - и она пробила бы ему ногу. Теперь заслон из кустарника был совсем близко. Конь Абиварда со всего маху вломился в .него. Тело коня было защищено доспехами, но колючки царапали неприкрытые ноги. Конь остановился и недовольно заржал.
Абивард с силой всадил ему шпоры в бока, более сильной болью заставляя его подчиниться своей воле.
- Вперед, будь ты проклят! - закричал он. Конь двинулся вперед, но как-то неуверенно. Абивард успел рассмотреть пехотинцев по ту сторону кустарника: смуглые, приземистые, в кожаных куртках, длинные темные волосы завязаны узлом на затылке. Некоторые из них с сильным акцентом выкрикивали макуранские ругательства, а другие кричали что-то не сильно похожее на комплименты на родном гортанном языке. И все продолжали выпускать стрелы. В дополнение к колчанам за спиной у ног каждого лежало по запасному колчану.
Если бы кустарник был укреплен кольями, он составил бы более серьезное препятствие. А так войско Шарбараза пробило в баррикаде несколько брешей и помаленьку просачивалось через них в расположение противника. Они устроили страшную бойню; помимо луков в распоряжении пехотинцев имелись только ножи и палицы.
Абивард ткнул копьем поверх кустарника, метя в лучника, и в тот же момент лучник выпустил в него стрелу. Возможно, они напугали друг друга, только оба промахнулись. Они уставились друг на друга через преграду. Лицо лучника выглядело усталым и озабоченным, лицо Абиварда ниже линии глаз было скрыто кольчужной сеткой. Оба кивнули, выразив этим если не взаимное уважение, то взаимное признание принадлежности соперника к роду человеческому. По негласному соглашению после этого оба выбрали себе других соперников.
Сзади напирали, вжимая коня Абиварда в самые колючки, хотя ему явно не хотелось двигаться в этом направлении. Ветки скребли по защищенным броней бокам животного, по железным кольцам, прикрывавшим ноги Абиварда. Наконец он прорвался через кустарник, и за ним тут же устремилась группа конников Шарбараза. В ушах Абиварда звенели торжествующие вопли - и возгласы страха и отчаяния пехотинцев Смердиса.
Некоторые из наиболее отчаянных пехотинцев бросились наперерез коням, пытаясь стащить всадников на землю. Большинство из них было пронзено копьями, не успев подобраться ближе. По рядам лучников стремительно распространилась паника. Многие побросали луки, чтобы побыстрее бежать.
Но им было не обогнать конницу. Абивард колол и колол своим копьем, пока оно не заходило ходуном в его руках. Оно сделалось алым почти по самую рукоятку. Тогда он выхватил меч и принялся рубить убегающих противников.
Потом он никогда не вспоминал об этом эпизоде битвы с гордостью - задним числом он воспринимал его не как бой, а как убийство. Когда пал центр, кавалеристы, которых военачальники Смердиса поставили на фланги, тоже были вынуждены отступить, чтобы их не отрезали от основных сил и не перебили поодиночке. Погоня продолжалась, пока сумерки не вынудили Шарбараза прекратить ее.
Когда Абивард возвращался назад через поле недавней брани, к горлу его подступила тошнота. Коню пришлось выбирать дорогу, чтобы не наступать на тела павших пехотинцев. И все же, несмотря на все предосторожности, он наступал на труп через каждые несколько шагов. Тогда он тревожно ржал - мертвецы шевелились под его копытами.
Абивард миновал смятую баррикаду и увидел, что сделали лучники с его товарищами. Когда колол и рубил беспомощных пехотинцев и потом, когда видел их тела, выпрямленные смертью, он испытывал к ним острую жалость. Но сейчас он осознал, что они тоже были воинами. Они нанесли войску Шарбараза значительно больший урон, чем удалось кавалерии Смердиса в двух предыдущих битвах.
Он осмотрелся, разыскивая глазами знамя законного Царя Царей. В сумерках разглядеть его было нелегко, но Абивард все же обнаружил знамя и подъехал к нему. Шарбараз стоял рядом с конем, протянув вперед руку.
На ней колдовал лекарь.
- Ты ранен, величайший! - воскликнул Абивард.
- Стрела пробила доспехи и мою плоть. - Шарбараз пожал плечами и поморщился, явно помимо воли. Он старался придавать своей ране как можно меньше значения. - Ничего серьезного. Пока что твоей сестре не придется искать мне замену.
Вспомнив, что совсем недавно он сам точно так же старался не принимать собственное ранение всерьез, Абивард повернулся к Какии за подтверждением.
Лекарь сказал:
- Величайшему повезло - стрела пробила бицепс и наконечник вышел наружу, так что нам не пришлось вытаскивать или проталкивать его, причиняя величайшему дополнительную боль. Если рана не загноится заживет без последствий.
- А ты уж постарайся, чтобы она не загноилась, сказал Шарбараз.
- У меня как раз для этого есть особое снадобье. - Какия достал из кошеля, висящего у него на поясе, заткнутую пробкой склянку. - Здесь ярь-медянка,. свинцовый глет, квасцы, деготь и смола, настоянные на смеси уксуса и масла.
Если величайший соблаговолит подержать травмированную руку спокойно...
Шарбараз постарался доблестно выполнить эту просьбу, но когда Какия вылил мутное густое снадобье на рану, он зашипел, как раскаленное железо, опущенное в воду.
- Господи, да ты мне руку сжег! - воскликнул он и прикусил губу.
- Нет, величайший, а если даже и так, лучше перетерпеть совсем маленький огонь сейчас, чтобы в дальнейшем избавить себя от большего и смертельно опасного огня заражения.
- Это зелье избавит от чего угодно, - с чувством произнес Шарбараз, когда Какия перебинтовывал ему руку. - Медь, свинец, квасцы, деготь и смола - если бы я это выпил, а не позволил вылить на себя, несомненно отравился бы.
- Вне всякого сомнения, величайший, но то же самое можно сказать о многих панацеях, предназначенных для наружного, а не внутреннего применения, - с которой суровостью ответил Какия. - Скажем, твой кафтан очень хорош, облекая твое тело, но согласишься ли ты съесть его в рубленом виде с огурцами? Всему свое место и свое применение.
Шар6араз, у которого теперь рука болела не только от раны, но и от лечения, не был настроен на философский лад. Повернувшись к Абиварду, он сказал: