Выпендриваться, так до конца!
Решаю так и подхожу к окну. Луч солнечного света разлетается на десятки золотых бабочек, украшающих с виду простое платье светом и золотом крыльев. Две обвивают ножки, создавая иллюзию туфелек. Вот теперь не стыдно и в обществе показаться. Даже в таком отсталом.
Выхожу из комнаты, слышу позади топот толпы женщин, близко не подходят, о своем шепчутся. Сиба и Урд догоняют и смотрят на маня как на свершение в автоматике: живое, продвинутое, шевелится.
Бабочки влетают в зал раньше, чем входит их творец. Должна признать: я произвожу сногсшибательное впечатление. С подушек падают старейшие, собираются в кучку, и тоже шепчутся. В этот раз слышу, о чем именно:
— Светлые же магии своей решились, нет разве?
— Не видишь али, при ней ли крылья.
— Нет, крыльев пары нет.
— Значит, лишились.
— А это что в случаи таком?
— Чудеса!
Стригу ушами, стараясь понять смысл реплик, но все они обращаются в пустой звук, я вижу Агнара.
***
Агнара взяли в оборот, без учёта скидок на пост. Традиции превозносились выше удобств. Конунг это хорошо знал и не спешил погружаться в дикие условия выдачи «товара покупателю».
Про себя он повторял: полгода, всего шесть месяцев и старейшие успокоятся. Перестанут трясти перед его носом старыми записями, обещавшими чудеса. Трактовать легенды каждый раз по-новому и пытаться женить.
Перед его глазами мелькнули золотые блики ее глаз, и он сглотнул. Нормально ли обнадеживать чувствами, которых нет? Или может быть есть?
Сама догадка так поразила Агнара, что он дернулся, от чего булавка подшиваемого наряда вошла в плечо, вызвав этим короткую бурю недовольства и икоту портного.
Сам конунг недоволен! Несите топор, ведите палача!
Еле успокоил этих паникеров, возвращаясь мыслями обратно к неожиданной мысли о влюбленности.
Конунг искал ее после той памятной встречи. Зачем? Очевидный ответ – зацепила. Затем нашел ее под родной крышей, и это остудило его желание на близкое знакомство. Похищение, взаимовыгодное брачное сотрудничество.... А что, если он не сдержится? Что, если переступит грань и не отпустит ее после шести месяцев? И хорошо будет, если и она не захочет уходить, но вдруг придется удерживать силой?
Мужчина крутанул головой, ритуальные украшение жалобно звякнули падая с головы.
— Я же не железный, — вслух вырвалось у него.
Портной принял фразу на свой счет, и начал ослаблять пояс, за что получил взгляд недовольства. Пришлось повторно успокаивать нервного деятеля текстильной промышлености средневекового периода.
Невольно Агнар поежился: он слишком привык к удобствам создаваемых сферой Льесальта, из-за этого родная сфера начинала казаться жутко отсталой. Мужчина легко подавил это чувство. Он знал, чего стоили те удобства, и невольно преисполнился жалостью к своей невесте, которая определенно точно не имела понятия о прошлом дома и о судьбе родной расы.
Наряд сел, как ему полагается после прибавки в плечах и повязанного на талию пояса. Старейшины одобрительно качали головами, взирая на «мужика в платье», как окрестил себя в этом костюме конунг. При чем, платье имело весьма халатный вид и пеструю лилово-красную расцветку, из-за чего Агнар чувствовал себя тропическим попугаем. Оставалось еще затрещать и крыльями похлопать. Шапочка довершила образ хохлатой птицы. Настало время выйти в зал к невесте. Пусть хоть она посмеется.
Как и ожидалось, Яну еще не привели. Женщинам всегда требовалось больше времени для приготовлений. Однако не успел конунг вздохнуть с облегчением преступника, жаждущего отсрочить казнь, как его невеста вплыла в зал в ореоле солнечных бабочек.
Лица старейших вытянулись, а Яна белозубо улыбнулась, позволяя насладится своим очарованием, и смело взяла Агнара за руку. Тот не сразу среагировал, впервые наблюдая сказочное сияние светлых альвов. На мгновение он даже подумал, что все истории о них – правда.
***
Я счастлива. Не совсем понимаю, куда ведут и для чего, но в глубинах разума растет горячая волна, собирающаяся впервые в жизни вытеснить мысли о инженерных проектах. Агнар насмотреться не может: он очарован и хочет задать вопрос, но сдерживается. Идем недалеко, в центр деревни, к раскидистому дереву.
Альвы встают позади нас, мы под ветвями дерева, а старейшина у ствола.
— Священное древо, благодетель и кормилец – Записа, — начал старик. — Обручи два сердца под тобой раскрывающихся, объедини души две тебе поклоняющиеся...
Агнар кланяется, сестры кланяются, все кланяются. Приходится и мне голову клонить. Смешно так. А серьезные лица окружающих делают всю нелепицу еще смешней. Это же дерево! Если не считать узора на коре, то самое обычное...ой!