— А что оно такое, и где встречается?
— Нигде, только в сказках. Она исчезла, когда пасть гинингагапа захлопнулась за нашим миром, закрывая Утгард. Это тоже из сказаний.
Вспоминаю: в женском доме слышала историю которую старая альва рассказывала девочке. Кажется, она была про луну.
— Знаешь, обычно мне не интересны всякие сказки. Но твою я хочу послушать.
Он сомневается, хмурится, но подносит вновь огонь к стене и ведет вправо, увлекая за собой. То о чем он говорит ровным баритоном, есть на этих старых стенах. И невольно я думаю, сколько лет этим сказкам и почему раньше я о них не знала.
— Проснулась гинингагапа, открыла пасть. На левой пасти родила лед, на правой - пламя. С ними возникли великаны и пригнали на ледяные поля коров. Слезали с глыб коровы всю соль, людей этим породив. А люди родили войну. Порубили они великанов и раскидали тела их. Из тел тех сферы получились. Боги и демоны в те куски жизнь вдохнули. Из крови цверги пробудились. На сфере Свартальта из тьмы вышли темные альвы, как черви на пир, а на сферу Льесальта днем вылетели бликами света светлые альвы. Расселились люди, альвы, великаны, цверги, боги и демоны - всем по сфере досталось. Да не сиделось им. Порожденная людьми война с цепи сорвалась и посеяла раздор между расами. И чем больше воевали, тем пасть гинингагапа сильнее закрывалась. И возникли два волка, пробежали по миру: один солнце гнал, второй луну, из пасти выгнали они светила, да в ночь мир погрузили. Последняя война в ночи случилась и пасть навсегда закрылась, от Утгарда отгородилась. — Он помолчал, ставя точку в несуразной сказке. — Такая вот легенда.
Я не знаю, что сказать. Рассматриваю картинки, сюрреалистично изображающие рассказанное, и не вижу в ней смысла. Что-то царапнуло меня в рассказе, раз или два, но я не придаю этому значения. Зачем, это же всего лишь сказка.
— Агнар?
— М? — неопределенно промычал он, помогая выбраться из полуразрушенного книгохранилища. — Ты веришь во все... это?
— Я верю в возможность существования необъяснимого. Например, твои бабочки.
— Мои бабочки - простое преломление света, то есть научно доказуемое явление.
— Которое машет крыльями и подчиняется твоей воли, — заканчивает Агнар, неожиданно гладя меня по голове словно ребенка.
Черный волк ждет нас у порога, ждет пока мы не окажемся на земле, затем разворачивается и трусит вперед, иногда странно и неодобрительно поглядывая на нас, будто говоря: «Эй, вы, что так медленно плететесь! Быстрее надо!» Поддавшись его беспокойству, и прибавляю ход.
— Дурное предчувствие? — продолжая тему небывальщины, спрашивает темный альв.
— Предчувствий не бывает. Просто... просто нужно спешить!
Дальше мы уже не идем, мы бежим. И успеваем как раз вовремя. Старейшие узнали, по чьей милости я угодила в гости к дриадам и собирались решить проблему со всей широтой варварской души.
Глава 8. Ливрея без прав
Кари не вызывает у меня положительные эмоции. Она раздражает, но своим существованием вовсе не мешает. Пакостит - ну так мне не горячо не холодно от ее шалостей. Захоти я ее наказать, потягала бы за волосы, надавала бы по шее, но уж точно не разложила бы эшафот для показательной казни. Это варварство!
Кари держали за руки, натягивая в болезненно резонирующую струну, чей крик заглушал крики людей, собравшихся посмотреть на расправу. Одобрительные и убежденные: «Во славу конунга...», — смешивались с отчаянными и болезненными криками: — «Не надо!»
Оторопев, пропускаю первый удар. Свист рассекаемого воздуха сменяется пронзительным криком. Это приводит в чувство. Отрезвляет. Заставляет вспомнить, где нахожусь и среди кого.
Бросаюсь вперед быстрее, чем осознаю это, и бегу, не обращая внимание на острые камни на дороге. Всю стопу искололи. До того, как ужасное оружие вновь обрушивается на девичью спину, перед палачом вырастаю я. Свист плети обжигает левую кисть – успеваю поймать кончик плети. Но мне не больно, я слишком зла!
Уши назад, на лице заостряющие контуры тени, а тело в опасном напряжении. Не знаю, что могу сделать против стольких мужчин, но готова проверить. Из рассеченной руки капает кровь, но боль не торопится заявить о себе - голову дурманит ярость. В ней словно соду с уксусом смешали и результат реакции уже выплеснул через край терпения. Успеваю воинственно заклокотать, перед тем как на сцену врывается Агнар: