Сохраняю траурное молчание, когда прохожу мимо мужа, даже не смотрю на него. Иду через толпу и хочу отказать в памяти сохранять сегодняшний день. Еще лучше, проснуться уже дома. Забыть любовные страсти. Жить, как жила.
Все та же комната ожидания с решетками. Все те же девушки в ней. Отворачиваюсь к стенке и стараюсь не думать о дальнейшем развитии событий. Занимаюсь своей раной, которую успело затянуть коркой запекшейся крови. Желаю оказаться в вакууме и отключится, но звук упорно не исчезает, и слышу разговор сестер:
— Плетью ровно рассекло, шить надо. Метку позора не смыть уж, — заявляет Сиба после осмотра.
— С таким мужа не найти уж. — Урд угрюмо подтверждает, явно сыпля соль на рану.
В ответ всхлип Кари. Не такой как раньше – настоящий. Ее неожиданный крик выдергивает меня из оцепенения и жалости к себе, заставляет повернуться и ужаснуться. Сестры активно играют в докторов: Сиба сводит края, а Урд берет в руки обычную швейную иглу с обычной ниткой.
— Стоять! — кричу. — Вы что собрались делать?
— Шить, — равнодушно отвечает старшая сестра, вновь примеряясь к живой плоти.
— Стоять, я сказала. Великая инженерия и все ее достижения, хоть бы продезинфицировали!
На меня смотрят как на первую луксированную лампочку – с трепетом. Слово «дезинфекция» походу им не знакомо, или знакомо, но не подходит ситуации. Оказывается, второе.
— Ливрея недостойна помощи лекарей. Виновная должна свой позор пережить без...
Рычу, чувствуя, как волосы на затылки встают дыбом, а уши отклоняются назад. Положение спасает моя раненая рука. Боль – отрезвляет и наводит на мысль.
— Смотрите! — демонстрирую рану, вызывая писк ужаса. — Живо за лекарем! Обе!
Сестры наперегонки вылетают из комнаты, а я подхожу к Кари. Даже не знаю, хочу ли я ее спрашивать о произошедшем. Но чувствую, если не спрошу, не смогу дальше быть здесь. Не смогу простить Агнара за одобрение подобной жестокости.
— Кари, это правда, это ты натравила на меня дриад?
— А что если да! — запально заявляет она, резко оборачиваясь. Оказывается, эта темная альва неплохо говорит без перемены слов, как принято на этой сфере.
— Зачем? — придаю голосу равнодушный тон. На самом деле хочется надавать ей по ушам. Не так больно, как плеть, зато поучительно.
— Зачем? — переспрашивает кудрявая, кривясь. — Ты мою жизнь украла! Мое будущее! Мужа, дом, друзей! Это я была выбрана в жены конунгу! Учили меня из года в год - готовили! Для него я должна была быть! А ты его забрала!!!
Закусываю губу и чувствую себя виноватой, но быстро прихожу в себя. Не я себя для него похищала! А остальное – стечение обстоятельств. Я не буду винить себя в том, что тоже хочу счастья!
— А теперь смотри на меня! Кто в жены возьмет такую. Аки овца кудрявая, так с позора меткой!
Кари снова плачет. В этот раз, выговорившись, ее слезы обращаются рыданиями и тихими причитаниями, обвиняющие вся и всех. От гордости ни следа, остался обиженный на мир ребенок. И я, как старшая, взявшая ответственность за ее поступки на себя.
Рассматриваю страшную полосу на спине. В теории сцепить края не сложно, но на практике я никогда не работала с живой плотью, только с механическими и неживыми объектами. Себя вот вылечить не сложно.
— Давай так, — предлагаю я. — Не останется у тебя шрама, и шить не придется, замуж опять же, помогу выйти, раз так нужно, а ты перестанешь мне вредить.
Вытирает слезы злыми, рваными движениями, но они снова набегают.
— Идет, — выдавливает Кари, переставая бороться с влагой.
Смотрю на Кари и пытаюсь представить ее спину как два куска металла, которые нужно спаять без следа. Отчего-то мне кажется, будто я принимаю не совсем верное решение, но отступать поздно.
От дикого крика боли и ужаса идущий к нам лекарь подскакивает и пятится, но сестры бдят и вталкивают его в комнату ожидания. Впрочем, единственное для чего он нужен теперь - это для приготовления успокоительного.
Все это время Агнар находился недалеко и, при резком женском крике, ворвался в комнату, чуть не сбив лекаря застывшего в дверях. Своим появлением конунг создал сумятицу и добавив бедлама.
Кари прикрывает обнаженную грудь спущенной рубахой, я запускаю в мужа подушкой, сестры стараются накрыть нас простыней, лекарь проливает нечто дорогостоящее и теперь убивается не хуже Кари.
Вырываюсь из этого филиала непрошедших психическую проверку и бросаюсь к Агнару. Он не знает, как себя со мной вести, но берет за раненую руки и рассматривает. Беспокоился, значит. Перехватываю его за локоть и быстрым шагом увожу.