Старики прониклись и пообещали больше не класть своих реагентов в чужой химический суп. Это, я так поняла, их сбивчивые извинения. Магнус, правда, подпортил мирный договор своим «от пророчества не уйти, сколько о нём не забывай», да и аскорбиновая кислота с ним.
С моими родителями так гладко не вышло. Был цирк.
***
Стою, держусь за руку Агнара, словно боюсь, что он вновь меня оттолкнет. Муж растерян и зол, но не на меня. Руку мою держит, причём крепко… даже чересчур. Больно, ангидрид твою валентность!
Первым идёт батя, против правил бытия. Обычно роль руководителя играет мать, но та неожиданно тиха: смотрит по сторонам дико и к мужу жмётся. Впервые её такой вижу. Отец выглядит массивнее обычного: грудь выпятил, подбородок вперёд, плечи расправил – эталон брутальности.
Интересно, он перед мамой красуется или мужа моего запугивает?
Конунг улыбается по-деловому. Заметно: нервничает.
— Добро пожаловать! — говорит он и тут же извиняется: — И прошу прощения за то, что наше знакомство происходит лишь сейчас и в такой манере.
Родители молчали. Я рада, что у папочки нет в руках ничего колющего, режущего и стреляющего. А то выражение лица у него недоброе. Вот-вот в рукоприкладной манере укажет, куда следует идти с извинениями.
Прижимаюсь к мужу плотнее и улыбаюсь как можно добросердечнее. Правда, уши вновь выдают нервозность. Молчание затягивается.
— Может, пригласим их за стол?.. — ага: за стол переговоров.
Агнар рад идее, поднимает людей её реализовывать. Но понятия не имеет, чем можно накормить моих родичей. Я сама-то только начала нормально есть, а они... Хотя, в холодильнике на флалете отца я вроде видела немного местных продуктов: значит, всё будет не очень страшно.
Тёмные альвы накрыли стол. За него садятся старейшины (вот уж кого не приглашали: я им ещё не простила попытку научить летать!), родители, я и Агнар.
Сидим, молчим, друг на друга смотрим.
— Вы как хотите, а я голодная, — подвигаю к себе плошку с яблоками, с наслаждением впиваюсь зубами в плоды. А эти переговорщики пускай голодают.
На хруст отвлекаются: раньше они друг друга сверлили очень доброжелательными взглядами, теперь сверлят меня.
Кусок яблока застревает в горле: ни туда, ни сюда. А мне дышать боязно, кашлять – так вообще страшно. Сглатываю.
— Ну в общем, вот, — маловразумительно пытаюсь начать я: — Это мой муж. Он тут как бы президент. А это – его подданные, — опустим их психическое нездоровье, — и я хочу остаться здесь.
Во взглядах родителей проскальзывает тень недоверия. Вновь смотрят на Агнара, желая услышать опровержение лепету дочки или подтверждение:
— Позвольте представиться, конунг народа темных альв сферы Свартальта – Агнар Альвгейр.
Это была фамилия? У них тут тоже есть фамилии? Минутку. Почему я раньше не спросила про фамилию? Это что же получается! Раз он Альвгейр, то я – тоже? Хм! Яна Альвгейр… и почему на слух как диагноз? Не, серьёзно, надо посмотреть в медицинском справочнике, а то явлюсь в высшее общество, а там меня как представят! Люди как услышат, головами сочувственно закивают.
Бррр!
Отец неспешно пробует деликатесы – нацелился на полоски копчёных колбасок, мать смотрит на мужа, как на душевнобольного, но всё ещё сохраняет удивительную молчаливость.
Наконец им надоедает игра в молчанку.
— Вы понимаете, что разрушаете жизнь моей дочери? — говорит мать. На это я прижимаю уши к голове, телом жмусь к мужу. В ответ получаю от неё прищур и едва слышное шипение.
— Позвольте узнать, каким образом? — спрашивает её Агнар ровным спокойным голосом.
— Будто вы не знаете, — всплескивает руками мама.
— Не знаю. И, простите, не ведаю как вас зовут, уважаемые старшие дома Нотбек.
У меня от всех этих расшаркиваний вянут уши.
— Эрма Нотбек! — представление матери почти что пафосное, но неуверенно опущенные уши картину портят.
— Ансельм Нотбек, — более уверенно говорит отец. Иногда мне становится интересно: если бы уши бати были бы такие же выразительные, то что нового я бы узнала о нём?
— Приятно, — давит из себя Агнар.
И вновь минута молчания. Кажется, мой муж немного в шоке. И, пожалуй, не рад знакомству.
***
Агнар был поражен. Он видел совсем ещё детей по меркам его народа. Их тела были уже как у взрослых, но разум юн и испорчен. Их принудили стать… людьми. Создали в глазах пустоту в том месте, в котором должно было храниться волшебство светлого народа, единение с природой.