— Дом богов? Вы имеете в виду, что мы жили в доме богов? — Агнар вмешивается в разговор, и я оглядываюсь, чтобы увидеть его растерянное лицо. Услышанное его поразило так же, как и меня.
— Я устал, — тихо произнес Аслеифр. — Но я дождался тебя, дитя. Возможно, ты последняя альва с золотыми крыльями… Последний блеск солнца… Тот, кто сможет запустить машину...
Старый темный альв уснул. И я не сразу понимаю, что из этого сна старик уже не сможет проснуться. Отступаю, упираюсь спиной в мужа и мелко дрожу, будто машина для просеивания культур.
— Уведи меня отсюда?
Муж прижимает к себе и выносит на руках. Родители тут же бросаются с вопросами, но Агнар отмахивается от них, быстро шепчет Магнусу печальное известие и уносит меня прочь.
Мне не было так плохо даже тогда, когда меня похитили, когда чуть не изнасиловали, когда уволили с работы. Все это кажется мелочью по сравнению с тем, что на моих глазах вдруг жизнь покинула альва, с которым я разговаривала секунды назад. Что этот альв просил меня устроить всем Рагнарок, чего бы это не значило. Раскрыть гинингагапу.
— Агнар, обними меня! — прошу, когда он усаживает меня на нашу кровать.
— Все хорошо, — он обнимает. — Это нормально. Смерть – тоже часть жизни. И его слова… Может это старческий бред, Яна? Я с тобой. Поэтому ничего не бойся. Я пройду этот путь с тобой. И это чертово предание предков с их сказками, мы преодолеем его вместе.
Но я не слышу его, дрожу всем телом, прижимаюсь все сильнее и мне все еще страшно. Мир сыпется сквозь пальцы, резко теряет грани и становится тесным, как глиняная стена, на которую он не помещается, и она ломается. А я смотрю на это и не понимаю, как раньше не замечала, насколько она пустая. Что внутри, что снаружи.
Прихожу в себя от поцелуя: Агнар находит самый действенный способ вернуть меня из опасных дебрей мыслей.
Наверное, это я виновата. А может, ему было так же сложно, как и мне. И нам просто нужно было выплеснуть накопившееся напряжение.
Переворачиваясь с ног на голову, самоконтроль плюет на приличия и оставляет нас с бесстыдной и жадной до ласк страстью. С этого момента я знаю, что чувствуешь, становясь в наэлектризованную лужу. Разряды бьют в местах прикосновений, сбивая дыхание. Хочется продолжать, но капелька страха просит остановиться. Впрочем, она падает в открывшийся океан сладкой истомы, утопая в полустоне, издав который я краснею ярко, как накаленный провод. Колени дрожат, дыхание все учащается, а пальцы скользят по голой мужской спине. И когда только успел раздеться? Рубашка Агнара, что была на мне, нагло скользит к ногам.
Я краснею еще сильнее, внезапно напрягшись и сжавшись, сама себе напоминая загнанного в угол зверька.
Все выбравшие себе партнера девушки на Льесальта шли в больницу, где им безболезненно удаляли нечто, что могло бы помешать получить удовольствие от первого контакта и не испугать обоих любовников наличием крови.
Здесь о таком даже не слышали. Но местные девушки от этого не особо страдали. Наверное...
И вправду, страхи имели завышенные ожидания... Круговорот страсти. Жажда быть в каждом вдохе, в каждой капельке пота, в уроненном слове, в сладком стоне, обратиться в жаркое и всепроникающее чувство наслаждения. Забыть и задохнуться в нахлынувшем восторге, чтобы неожиданно почувствовать себя вновь живой.
Глава 15. Горькая правда
Агнар проснулся стоило солнцу осветить горизонт. И сразу же схватился за голову.
Как он мог! Как посмел прикоснуться к этому ребенку! Ведь обещал себе не замечать влюбленности и не пересекать черту. Дурак!
Та, кого Агнар назвал ребенком, спала, прижимаясь к его боку, и не знала о терзаниях мужа. Ей своих хватало, и Яна полагала, что они куда серьезней естественных вещей, не стоящих переживаний. Например, те, которыми занимались супруги ночью.
— Рано, — простонала она, раскрывая глаза. — Агнар, еще очень рано.
Яна приподняла головку с подушки и посмотрела в лицо мужу. Всклокоченные волосы лунного цвета смешно торчали иглами, кулачок совсем по-детски тер сонные глаза. Светлая альва как никогда походила на несмышлёное дитя.
— Спи, — неубедительно попросил Агнар.
— Будешь тут спать, когда у тебя такое лицо.
— Какое?
— Будто отца Магнуса ты сам придушил и теперь пытаешься придумать тайник для тела.
— Просто думаю о разном… спи, прошу.
— Ага. А ты себя коррозией изъешь, — Яна зевнула и села на кровати. Одеяло сползло и обнажило юное тело, никоим образом не могшее принадлежать ребенку. — Это что за реакция? Если ты не повернешься обратно, я решу, будто уродка.