- Что делают Боги? – задала вопрос она. - Я никогда не была богиней.
- Все, что захотят.
Тамара ощутила ладонь Леви на своем лице.
- Они убивают людей, - ответил он. - Они раздвигают моря и низвергают громы и молнии. Они вершат справедливость, милосердие и месть…
Тамара открыла глаза. Она увидела бурбон на полу, словно кровь, вытекающую из трупа.
- Может, я и есть Бог. - Она посмотрела на Леви.
- Что ты здесь делаешь? - поинтересовался он. – Что ты хочешь этим сказать?
- Это из-за нашего отца, - ответила она. - Он тоже считал себя Богом. Но он им не был. Он был дьяволом.
Леви был умным. Она любила это в нем. Она могла сказать фразу, и он за один шаг мог перебрать дюжину выводов и добраться до самой сути.
- Что он сделал с тобой? - спросил Леви, прищурившись на нее.
- В ночь наводнения… Мама не избивала меня. Это ложь. Она ударила меня по лицу, но не избивала. Синяки, о которых я тебе рассказывала, были настоящими. Их оставил дедушка.
- Он избил тебя?
- Нет, - ответила она и покачала головой. - Он хотел сына, настоящего сына Мэддокс.
- Тамара…
- Он хотел его от меня. Он хотел сына, которого можно было считать законным. Сын Мэддокса. Мой сын. Его сын.
- Белый сын.
- Королевская кровь, - добавила она. - Боги и смертные не смешиваются.
Леви потер лицо. Его голубые глаза обрамлял красный.
- Черт…
- Он потащил меня в кровать. В мою кровать. Мою глупую розовую кроватью. Но прежде чем он успел, в комнату ворвалась река и спасла меня. Дом затапливало. Мне выпала секунда, и я воспользовалась ею. - Леви поднял голову, и она посмотрела ему в глаза. - Я убила его.
Леви молчал. Тамара улыбнулась.
- Я покарала его, - добавила она и пьяно захихикала.
Боги могут убивать других Богов?
- Я была уверена, что мама продала меня ему, как Джейкоб Мэддокс продал Веритас, поэтому перестала разговаривать с ней. И она думала, что я убила дедушку, потому что мы поругались из-за тебя и моего наследства. Он угрожал оставить все тебе, если мы не будем делать все, чего он пожелает. Она уволила тебя, потому что знала, что ты был его сыном, и она видела наш поцелуй. Она хотела разлучить нас. Но я не виню ее за ненависть к тебе или ко мне, или к кому-либо еще. Дедушка и ее заставлял отрабатывать ее содержание.
- Ты никогда мне не рассказывала этого, - произнес Леви. - Почему?
- Потому что боялась, что ты не поверишь. И если ты не веришь мне, я не могу любить тебя, а я хотела любить тебя. Мне нужно было любить тебя.
Леви посмотрел на потолок. Она гадала, молился ли он. Боги молятся другим Богам?
- Они продали девушку, чтобы открыть «Красную Нить». Изнасиловали ее и продали, и купили винокурню. Нельзя продавать людей, - сказала Тамара.
- Нет. Нельзя.
- Для него винокурня была всем, - продолжила Тамара. – «Красная Нить» была всем. Если у него когда-то была душа, он продал ее за это место. Он знал, что я была его дочерью. Он знал это все время. Это не важно. Единственное важно… - Она указала на бочки, тысячи бочек, которые могли быть наполнены жидким золотом. - Он пытался забрать тебя у меня. Все, что у меня было. Так что я забираю все, что было у него. Сначала я забрала его жизнь. Теперь забираю его душу.
Ей потребовались все оставшиеся силы, чтобы подняться. Ее ладонь оставила кровавый отпечаток на стене позади, пока она пыталась встать на ноги. Волна головокружения ударила ее, когда она наклонилась, чтобы поднять топор.
- Тамара, сядь, - приказал Леви. Он делал так иногда, приказывал ей. И ей это нравилось. Он был ее учителем и ее хозяином. Ей нравилось подчиняться ему, но только после того, как она начнет спорить, чтобы ему пришлось дать отпор и подчинить ее.
- Я не могу. Я должна закончить начатое.
- Ржавая, сейчас же посади на пол свою задницу.
Ее тело подчинилось, хотя душа протестовала. Он осторожно забрал топор из ее рук.
Леви отошел на несколько футов, таща за собой топор. Он остановился. Он повернулся.
Затем ударил топором по ближайшей бочке так сильно, что сломалась перекладина.
Затем Леви ударил по следующей бочке, открыв ее так, словно был рожден для этой работы. И, может, так оно и было. Как и она была рождена вернуть «Красную Нить» Веритас. В конечном итоге. Наконец.
Идя вдоль линии, он разбивал бочки. Одна. Две. Двенадцать. Бурбон был везде, по всему полу. Поток сладкого и зрелого с ароматами сахара, яблок и лакрицы, острый и достаточно сильный, чтобы вызвать жжение в горле и глазах. Бурбон на тысячи долларов. Бурбон на сотню тысяч долларов. Пятилетний бурбон. Десятилетний бурбон. Двадцатилетний бурбон. Напиток, продаваемый за сотню фунтов английским герцогам.