В руках Леви было письмо. Открытое. На конверте на его столе было написано «Тамаре и Леви» почерком мамы.
- Леви? - Тамара услышала страх в голосе. - Помнишь, ты сказал, что она попытается навредить нам. Ты сказал, что не позволишь ей.
Медленно Леви оторвал взгляд от письма и посмотрел на нее. Затем он согнулся пополам, будто его вот-вот стошнит. Письмо выпало из его рук. Тамара подняла его с земли.
- Леви, что…
- Прочти.
Тамара и Леви
Я оставила копии этого письма там, где вы их наверняка найдете. Неделями я тщетно пыталась связаться с вами через офис Дэниела Хедли. В отчаянии я отказалась от судебного иска в надежде, что вы двое, наконец, вернетесь домой. Нет простого способа сказать это, но я должна. Тамара, я получила твою записку о браке, где ты сообщаешь мне, что знаешь правду о Нэше, и что он не был твоим отцом. Ты утверждала, что знаешь, что Дэниел Хедли был твоим отцом. Это неправда. Правда в том, что Джордж Мэддокс твой настоящий отец. И он настоящий отец Леви. В этой истории есть кое-что еще, но это все, что вам нужно знать. Если вы не верите мне, у меня есть письмо от Нэша, его предсмертная записка, которую он отправил мне по почте, она расскажет тебе все, что я должна тебе рассказать. Пожалуйста, Леви, отпусти мою дочь, пока не стало слишком поздно.
Письмо было подписано. «Вирджиния Мэддокс».
И уже было слишком поздно.
Глава 30
Тамара запустила руку под подол платья и прижала ее к развилке ног, к влажности, будто пыталась зажать рану. Она убрала руку и увидела семя Леви на пальцах. Ее мужа.
Ее брата.
Она вытерла ее о платье.
- Скажи мне, что это ложь, - попросил Леви, обхватывая руками голову.
- Я… - Тамара прижалась к дверному проему. - Я не знаю.
- Должно быть, это ложь. Это должно быть ложью.
- Я…
- Ты знала? - Леви схватил ее за предплечье и посмотрел в глаза. - Ты знала?
- Нет. Богом клянусь, я не знала.
Судья Хедли в ту ночь даже пальто не снял на вечеринке, где он и ее мать предположительно зачали ее.
Я устал притворяться, что Тамара моя дочь. Даже Вирджиния устала. Ты знал, что она призналась, что Тамара была от Дэниела Хедли, зачатая на прощальной вечеринке Эрика? Я рассмеялся, когда она рассказала. Вирджиния больше Мэддокс, чем я. Ты хорошо ее обучил.
Папа смеялся.
Папа смеялся над мамой, когда она сказала, что Дэниел Хедли был отцом Тамары.
Папа смеялся, потому что это было неправдой, а не правдой.
- Твоя мать пыталась отправить нам письмо. Ты разорвала его… - Леви запрокинул голову назад, и на ужасающую секунду в его глазах не было ничего, кроме белков.
- Клянусь, я не знала, что там. Я не знала.
- Ты сказала, она избила тебя за поцелуй со мной. Она не рассказала, почему так сильно ненавидела меня?
- Она не била меня, - ответила Тамара. - Произошло не это. Она…
- О Боже. – Крик прозвучал так, словно кто-то вырвал слова из его груди. Он снова согнулся пополам, хрипя. Тамара не могла на это смотреть. Она была под водой и тонула. Она не могла всплыть.
Кость ее кости.
Плоть ее плоти.
Кровь ее крови.
Тамара потянулась к Леви, но он вытянул руки перед собой.
- Не надо, - сказал он, не глядя на нее. Она стала медузой Горгоной, и он превратится в камень, если посмотрит на нее. Она стала Содомом, и от одного взгляда он превратится в соляной столб.
Она опустила руку и прижала ее к животу, к животу, который он несколько минут назад целовал с любовью и трепетом, но сейчас он был отравленным сосудом.
Словно кто-то опустил над ней купол колокола, заглушающий все звуки и вызывающий звон в ушах. За прозрачной стеклянной стеной она слышала едва различимый шепот, и она понимала, если стекло поднимется, она услышит крик. Она четко видела через стекло и наблюдала сквозь него за Леви, ее руки поднялись, будто прижимались к гладкой изогнутой поверхности. Она наблюдала, как Леви прижался к стене, нуждаясь в опоре. Она наблюдала, как он прошел мимо нее. Она позвала его, но он больше не слышал ее сквозь купол, как она его. Его шаркающая походка превратилась в бег.
Стекло внезапно разбилось, и Тамара снова все слышала, хотя звон в ушах остался. Она услышала звук металла и двигателей. Звуки ухода. Он уходил от нее. Она его отпускала.
Тамара выбежала из конюшни в лучи заходящего солнца, моргая и щурясь. Свет причинял боль, и она уклонялась от него. Споткнувшись, она добралась до лесополосы и блуждала в пролеску, где играла и каталась верхом, еще будучи ребенком. Тут росло дерево, на котором она сидела, когда упала с лошади и не могла оседлать ее. Тут был камень, на котором она полудремала полумечтала тем летом, когда умер ее отец, тем летом, когда у нее начались месячные, и она задумалась о своем будущем. На этом камне она мечтала о любви и сексе, браке и молила Бога дать ей мужа, который заберет боль от утраты отца, обменяв ее на удовольствие.