— Они вышли на меня не через Кая. Я давал объявления в местной газете Амбры. Под шифром.
— А почему вы не продали Валле Коронату этим людям?
Энрико пожал плечами.
— Не знаю. Просто у меня было странное чувство, что это не те люди. Что они не смогут ценить Валле Коронату и — что самое важное — что они не подходят здесь, Но когда приехали вы… — он сделал паузу и улыбнулся, — я сразу понял, что этот дом только того и ждал.
— Было бы прекрасно, если бы вы оказались правы, — тихо ответила Анна.
— Это магическое место, — сказал Энрико.
— Это я давно заметила и замечаю, собственно, каждый день.
Значит, Энрико тоже почувствовал, что в Валле Коронате есть что-то особенное. Почему-то эта мысль ее успокоила.
— Следует бережно обходиться с этим местом, Анна. Нельзя мешать его магии, иначе мир, царящий в этой долине, будет утерян.
Энрико встал и обнял Анну:
— Спокойной ночи. И спасибо за приют!
Он улыбнулся, легонько поцеловал ее в щеку и покинул кухню. Анна увидела еще, как на мельнице зажегся свет и закрылась гардина на стеклянной двери.
Немного погодя, в постели, она задумалась над тем, что сказал Энрико. Как вообще можно помешать миру в долине? Устроить праздничное представление? Или срубить деревья и переделать бассейн?
«Завтра спрошу, что он имел в виду», — еще подумала она и тоже уснула.
Однако Анна не успела ничего спросить. Когда ее после восхода солнца разбудило пение птиц, Энрико уже не было. Мельница выглядела точно так же, как и в предыдущие дни, матрац был прислонен к двери ванной в нижнем помещении. При всем своем желании Анна так и не смогла понять, ночевал Энрико на мельнице или нет.
81
В то время как Беттина, казалось, вот-вот взорвется от избытка энергии, Марайке желала только одного — спать или целыми днями дремать в шезлонге. Этим утром Беттина в семь часов выпрыгнула из постели с такой скоростью, что, будь на ее месте Марайке, не обошлось бы без последствий в виде коллапса сердечно-сосудистой системы. Под душем Беттина во все горло распевала слащавые песни Хулио Иглесиаса. Марайке слушала их в полусне и раздумывала, что это: выражение чистой радости жизни или жестокий способ побудки детей? Когда аромат горячего кофе заполнил квартиру, Марайке тоже встала. Она не хотела сердить подругу.
Был необычайно теплый октябрьский день. Марайке появилась на террасе, где Беттина уже накрыла стол к завтраку, в шортах и хлопчатобумажной трикотажной рубашке Она поцеловала Беттину в щеку, и та засияла.
— Господи, как нам повезло! — сказала Марайке. — В октябре мы завтракаем на улице! Фантастика! В Германии сейчас просто ужасная погода!
— Как ты относишься к тому, если сегодня мы поедем в сторону Гросетто, к морю? Немного погуляем по пляжу, поедим рыбы в каком-нибудь уютном кафе…
— Прекрасно! — сказала Марайке. — Нет, правда, прекрасная идея. Но оставьте меня дома, ладно? Для меня это уже слишком — торчать в машине полтора часа туда и полтора обратно. И потом, для меня там слишком много людей.
Беттина не могла скрыть разочарование. Весь ее энтузиазм, казалось, улетучился.
— Я и не думала, что настолько измотана, — заявила Марайке, — что так нуждаюсь в отдыхе. Наверное, я в Берлине вела непосильный образ жизни. Я хочу покоя, иначе отпуск не пойдет мне на пользу.
Беттина разочарованно кивнула.
— Ты этого не понимаешь, да?
— Нет-нет. Все понятно. Значит, я поеду с детьми. — Но прозвучало это не очень убедительно.
Через четверть часа появилась Эдда — как обычно, с недовольным и скучающим видом. Она заплела отдельные пряди волос в малюсенькие косички, которые торчали в разные стороны. За ней на террасу, спотыкаясь, приплелся Ян, так неотрывно нажимающий на клавиши гейм-боя, что за этим занятием даже не замечал, куда ступал.
— О боже! — сказала Беттина, глядя на голову Эдды. — Когда ты это сделала? Наверное, понадобилось несколько часов!
— Вчера вечером. Я не могла уснуть.
— Доброе утро, красавица и красавец! Возьми кусочек белого хлеба, Ян. Ты хочешь яйцо, Эдда?
Эдда покачала головой:
— Я на диете.
Марайке застонала, но ничего не сказала.
— Как вы относитесь к тому, что мы сегодня поедем на море? — спросила Беттина.
— Круто! — сказал Ян.
— О боже! — сказала Эдда. — Придется несколько часов шляться по пляжу, а это вообще хуже не придумаешь!
— Зато хорошо для твоей фигуры, — улыбнувшись, сказала Марайке.
Через час Марайке осталась одна. Почитав минут десять, она пошла в дом, чтобы надеть брюки. Когда неподвижно лежишь в гамаке, становится холодно. Еще минут через десять на террасе появилась Элеонора. Она была в перчатках и держала садовые ножницы для обрезки роз. Марайке улыбнулась. Просто Элеонору разобрало любопытство, и она искала способ поговорить. Обрезка роз, конечно, была лишь предлогом.