«Она хотя бы задумается над этим, — подумала Анна, — она просто не может иначе. Может, мы хоть чуть-чуть, хоть капельку продвинемся вперед».
Анна посмотрела на часы и ужаснулась. Было уже почти три. Надо спешить, если она хочет забрать Гаральда из аэропорта. Она быстро убрала ведра, швабру и тряпки, унесла бокалы со стола, провела щеткой по волосам, тщательно заперла дом и побежала на стоянку, где, как всегда, стояла ее машина.
83
Самолет должен был приземлиться в семнадцать часов пять минут. В семнадцать часов шесть минут Анна прибежала в зал для прибывших пассажиров аэропорта «Веспуччи» во Флоренции и с облегчением вздохнула, увидев на табло, что самолет опаздывает на тридцать минут. Тогда она выпила в маленьком баре еще один эспрессо, уселась с книгой на один из стульев и стала ждать.
Зал был необычно маленьким, далеко не красивым и, естественно, не соответствовал тем ожиданиям, которые бывают, когда приземляешься во Флоренции. Он скорее подошел бы какому-нибудь незначительному государству где-то в пустыне, чем одному из важнейших городов Италии.
Несколько итальянцев громко разговаривали между собой, и им было совершенно безразлично, что каждый мог их слышать. Маленькая черноволосая итальянка носила перед собой огромный щит, на котором было написано «Фрау Кюпперсберг». Анна улыбнулась. Ни один из итальянцев никогда не сможет прочитать или произнести такую фамилию, они ломали себе языки даже на таких простых словах, как «Küken»[69] и «Kuchen»[70].
На маленьком экране под потолком напротив рейса «Люфтганзы» из Мюнхена появилась надпись микроскопическими буквами «arrivato»[71], и вскоре из автоматически открывающихся дверей вышел Гаральд.
«Он классно выглядит, — подумала Анна, — намного лучше, чем раньше. Ему пошло на пользу, что пару недель я не готовила ему еду».
Гаральд обрадовался как ребенок, когда увидел Анну среди встречающих.
— Привет! — сказал он, подходя.
И Анна ответила:
— Привет.
Они смущенно смотрели друг на друга, не зная, что еще сказать. Тогда Гаральд крепко прижал Анну к себе и поцеловал в щеку.
— Прекрасно, что ты наконец здесь, — пробормотала она и взяла его за руку. — Идем, моя машина стоит как раз под запрещающим знаком. Я прямо не могу дождаться момента, чтобы посмотреть на твое лицо, когда ты увидишь долину.
Гаральд был в таком же восторге, как и Анна, когда она увидела Валле Коронату в первый раз.
— Боже, как романтично! — сказал он, когда они шли по дороге к дому. — Фантастика! Я себе такого и не представлял. Теперь я понимаю, почему ты так влюбилась в этот уголок.
Он оставил дорожную сумку под ореховым деревом и вошел в дом. Он медленно ходил из комнаты в комнату, ощупывал то стену, то дверь, то проводил рукой по полу. Он проверил окна, попробовал, как закрываются двери, и ничего не сказал.
— Крыша не протекает? — спросил он, закончив обход.
— Думаю, нет, но сильных дождей еще не было.
— Дом далек от совершенства, — в конце концов сказал Гаральд. — Двери и окна сделаны по-дилетантски, но в целом дом очень красивый. В нем какая-то особая атмосфера, и я думаю, что должен поздравить тебя с твоей долиной.
Он сказал «твоей», а не «нашей».
Потом он обнял Анну, и она расслабленно прислонилась к нему. От одобрения мужа ей сразу стало очень хорошо, и только сейчас она поняла, как ей его не хватало.
Анна приготовила салат из тунца с бобами и сварила к нему еще penne all’arrabbiata, потому что знала, как Гаральд любит острый томатный соус чили.
Гаральд говорил почти весь вечер, потому что Анна хотела знать все новости из Фрисландии. Она спросила и о Памеле, но Гаральд сказал, что не видел ее уже несколько недель, — наверное, она уехала, он точно не знает. Анна даже поверила ему.
Пока Гаральд рассказывал, Анна почувствовала, как в ней пробуждается что-то вроде ностальгии по Фрисландии, и решила, что не позже чем через месяц вернется домой. Она ни за что не хотела в одиночестве проводить зиму в долине.
Анна не собиралась в первый же вечер рассказывать Гаральду все, что здесь пережила, но, после того как они выпили две бутылки вина, просто не смогла иначе. Когда Гаральд почти равнодушным тоном спросил: «Ну, ты что-нибудь узнала о Феликсе?», Анна рассказала ему все. Не умолчала ни о чем. Ни о измене с Каем, ни о странной Аллоре, ни о комиссаре полиции, которая всего лишь несколько часов назад была здесь. И, естественно, она снова рассказала о фотографии и о своих догадках.
Как и Марайке, Гаральд слушал молча, и Анна заметила, как глубокие морщины, которых она раньше не замечала, пролегли у него от крыльев носа к уголкам рта. Выражение его лица стало не просто серьезным, а строгим, и это ее обеспокоило.