У них с собой была подробная и очень точная карта для пешеходных прогулок. Беттина планировала пойти пешком через Монтебеники в направлении Сан Винченти, пересечь долину, подняться к Моте ди Рота и через Каза Чингхале вернуться в Ла Пекору.
Элеонора и Марайке два часа просидели в приемной врача. Когда наконец подошла их очередь, дотторесса бросила быстрый взгляд на ногу и послала их в больницу Монтеварки. Она сказала, что нужно немедленно сделать рентгеновский снимок, а потом уже назначать лечение.
Через три часа Марайке, опираясь на костыли, вышла из больницы. На рентгеновском снимке перелома обнаружено не было. На ногу наложили бандаж и отпустили их, посоветовав укладывать ногу повыше и быть с ней поаккуратнее.
— Ну, хоть перелома нет, — сказала Элеонора на обратном пути.
— Но я не могу сделать и шагу, — сказала Марайке. — А это самое последнее, что нужно при моей работе.
До Сан Винченти прогулка проходила без особых происшествий. И Ян, и Эдда были необычайно послушными и ныли меньше, чем обычно. Эдда, похоже, напилась, как говорится, из болтливого колодца, и без остановки рассказывала о выдающихся качествах своего друга Майки, который был уже в двенадцатом классе и хотел стать специалистом по информатике. Майки одолевала угревая сыпь, он был ростом метр девяносто пять и пока что не очень удачно справлялся с координацией движений своих конечностей. Когда с ним заговаривали, он становился красным как рак и, похоже, стеснялся того, что живет на белом свете. Но Эдде в ее состоянии влюбленности все это абсолютно не мешало. Ей удалось два с половиной часа беспрерывно восторгаться мальчиком, который даже рта не раскрывал. Ни для беседы, ни для поцелуя.
Беттине казалось очень трогательным то, что Эдда все ей рассказывала, — она умела ценить такое проявление доверия. Когда она сама была в возрасте Эдды, то до смерти влюбилась в свою учительницу химии и от отчаяния даже начала шепелявить и заикаться. В этом смысле Эдде повезло больше. Им пришлось три раза делать Привал, потому что звонил мобильный телефон Эдды. Это был Микки, которого Эдда называла «Майки». Тогда Эдда бежала в кусты и минут десять шептала что-то в телефон, чтобы потом появиться с раскрасневшимся лицом. Что такого волнующего было в этих разговорах, Беттина представить себе не могла.
За Монтебеники под привязью для лошадей Ян нашел маленькую черепаху. Он гладил ее по панцирю и щекотал под головой, на что черепаха с удовольствием подставляла ему шейку, так ей это нравилось. Ян был наверху блаженства, а когда Беттина разрешила ему взять черепаху с собой, то даже не мог поверить своему счастью. Он набрал полные карманы зелени ей на ужин и нес ее в руках так осторожно, словно это была не черепаха, а сырое яйцо. Как только Эдда переводила дыхание и возникал перерыв в вещании о Майки, он обсуждал с Беттиной, как назовет черепаху.
Так они пересекли Сан Винченти. Беттина уже немного устала, но ни Ян, ни Эдда не чувствовали трудностей марш-броска, поскольку были заняты своими любимцами.
Выйдя из городка, Беттина пошла по дороге, которая, как она думала, ведет в нужном направлении. На карте, правда, был обозначен другой путь, который должен был начинаться в центре населенного пункта, но она не смогла его найти.
Через полчаса они вышли к дому за небольшим холмом. Беттина никак не ожидала, что в этом месте есть какой-то дом, поскольку с дороги его видно не было. Внезапно у нее появилось неприятное чувство, что они находятся на чужой земле. Ян и Эдда болтали без умолку, в то время как Беттина озиралась по сторонам в надежде увидеть кого-то, перед кем можно было бы извиниться за вторжение.
— Не кричите так громко, — сказала она, когда они проходили мимо дома.
Энрико сидел, закинув ногу за ногу, под фикусом и приветливо улыбался.
— Привет! — сказал он. — Что за милые гости! Обычно сюда никто не забредает. У вас такой вид, словно вам хочется пить!
Беттина была совершенно обескуражена таким сердечным приемом, ее также удивило то, что с ними заговорили по-немецки.
— Откуда вы знаете, что мы немцы? — Это было первое, о чем она спросила.
— Так это же видно, — улыбаясь, ответил Энрико. — Вдобавок я услышал обрывки вашего разговора. Да присядьте же хотя бы на минуту!