Гаральд смотрел на Кая, как на привидение. В конце концов он кивнул головой:
— О’кей… о’кей… о’кей… о’кей…
И потерял сознание.
89
Около двух часов Элеонора и Марайке вернулись в Ла Пекору. Нога Марайке была в гипсе. На ультразвуковом исследовании все же обнаружили, что у нее надорвано ахиллесово сухожилие. Марайке была в хорошем настроении: по крайней мере она знала, что с ней и как себя вести. Три недели в гипсе, дающем возможность передвигаться, пройдут быстро.
Марайке удивилась, что при ее возвращении Ян не бросился к ней, как обычно. Беттина объяснила, что Марайке не нужно беспокоиться, что Ян поехал на велосипеде к Энрико, с которым она познакомилась вчера, чтобы вместе с ним строить загородку для Гарри. Он ждет, что после обеда они за ним заедут.
— Что? — закричала Марайке. — Ты отпускаешь его одного на велосипеде в этих местах, причем к совершенно чужому человеку, с которым вчера поговорила, может быть, с час? Ты что, совсем рехнулась?
Беттина была потрясена реакцией Марайке.
— Я не знаю, что с тобой и почему ты на меня орешь. Он поехал на велосипеде. Ну и что? Он достаточно взрослый, чтобы ездить на велосипеде, и здесь везде есть лесные дороги и дорожки для пешеходов. В Берлине он тоже ездит на велосипеде на футбол, и ты не сходишь из-за этого с ума. Хотя ездить в Берлине в тысячу раз опаснее. И он поехал к человеку, которого я знаю и считаю очень милым. В чем проблема, Марайке?
Беттина ужасно разозлилась.
Марайке медленно опустилась в шезлонг и уложила ногу, которая сильно пульсировала под гипсом, повыше.
— Проблема в том, — сказала она тихо, — что в этих местах, именно здесь, в радиусе двадцати километров, похоже, орудует убийца детей. Бесследно пропали три мальчика в возрасте Яна. Мне рассказала об этом Элеонора, а позже я говорила с матерью одного из пропавших детей. Я тебе ничего не сказала, чтобы ты не злилась, что я в отпуске занимаюсь такими вещами.
— Если бы ты сказала мне об этом, — отрезала Беттина, — я бы его не отпустила.
Эдда стояла в дверях кухни и слышала весь разговор.
— Я, кстати, такого же мнения, как и Беттина, — сказала она. — Я тоже думаю, что с Энрико все о’кей. — И она посмотрела на Марайке: — Тебе не кажется, что ты все ужасно преувеличиваешь? Что постепенно ты начинаешь за каждым деревом видеть убийцу? Мне кажется, это уже болезнь!
— Надеюсь, что ты права. Надеюсь, что я безмерно преувеличиваю и все это лишь плод моего воображения. У вас есть номер телефона Энрико? Мне было бы намного спокойнее, если бы я знала, что Ян благополучно добрался туда.
— У Энрико нет телефона, — сказала Беттина, — есть только мобильник, но его он включает только в крайнем случае. Он не хочет, чтобы ему звонили, потому что жаждет покоя. Наверное, у него телефонофобия.
— Позвони-ка Яну. У него мобилка с собой?
Беттина покачала головой.
— Я нашла ее на земле. Он оставил ее рядом с тазом для Гарри.
— Проклятье!
Марайке в ярости ударила кулаком по шезлонгу. Ночные мысли снова пронеслись у нее в голове. Телефонофобия… Высокомерный одинокий холостяк, который не хочет, чтобы ему мешали… Правда, Беттина рассказывала, что у него есть жена, которая сейчас как раз в Германии, у родителей, но это могло и не соответствовать действительности. Можно многое рассказать, если день долгий.
— Давай поедем к нему! — сказала Марайке. — Пожалуйста!
— Прямо сейчас? — Беттина посмотрела на часы. — Но только два часа! Я сказала Яну, что мы приедем после обеда. Он рассердится…
— Может быть, в силу своей профессии я стала слишком чувствительной и за каждым деревом вижу убийцу, но я непременно хочу именно сейчас, немедленно поехать туда, Беттина!
Ее тон был крайне резким.
— Ладно, как хочешь. Я только возьму свои вещи. — Беттина пошла в дом.
Эдда нацепила на спину свой лиловый рюкзак и заявила:
— Я поеду с вами.
— Нет, — сказала Марайке, — ты останешься. Не сердись! Я хочу, чтобы здесь был кто-нибудь, если Ян все же приедет домой.
Эдда кивнула и сняла свой рюкзак. Печаль, которая исходила от нее, когда она села на камень и посмотрела на поросшие лесом холмы, почти разрывала сердце Марайке.
90
Беттина просигналила два раза, когда они подъезжали к Каза Мериа.
— Чтобы их не напугать. В конце концов, сюда никто не заезжает.