— Конечно, можно, у меня есть ключ. Хозяева все равно хотят продать домик. После того, что случилось с Беньямином, им кажется, что они ни секунды не смогут находиться в своем саду, и особенно в домике.
— Их можно понять. А что это за люди?
— Семейная пара по фамилии Близе. Оба пенсионеры, денет мало. Зимой живут в квартире на первом этаже в Штеглице, а летом сад и дача — для них все. Единственная возможность хоть как-то вырваться из города. Они просто в ужасе.
Карстен Швирс бросил взгляд на стойку.
— Закажу-ка я еще и бутерброд с ветчиной. Вам тоже?
— Нет, спасибо. — Марайке покачала головой. — Я позавтракала.
Пытаясь поймать взгляд официантки, он сказал:
— Расскажите мне о Даниэле Долле. В прессе об этом деле было немного.
— Да, к счастью. Поэтому мы, во-первых, можем быть уверены, что не имеем дело с подражателем, если подтвердится схожесть преступлений. Во-вторых, не стоит привлекать к себе внимание общественности, потому что на сегодняшний день у нас нет ничего. Ни одного подозреваемого.
— Расскажите о мальчике.
— Даниэлю Доллю было десять лет. У него была сестра Сара шести лет и младший брат Макс, которому в то время исполнилось три года. Отец его был начальником небольшого филиала банка «Шпаркассе» в Брауншвейге, мать была домохозяйкой и занималась детьми. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, на Пасхальное воскресенье, семья выехала на пикник в село Ханенмоор, севернее. Мюдена. На обед у них был салат с лапшой и сосисками, фанта и кола для детей, пиво для родителей. После еды отец Эберхард задремал, маленький Макс тоже заснул, а мама играла с Сарой в куклы, Даниэль отправился разведать местность. И не вернулся.
— А в то воскресенье в Ханенмооре было много отдыхающих?
— Прилично. Правда, можно было найти уединенные места для пикника, но пойти прогуляться и никого не встретить было невозможно.
— Неудобные условия для убийства среди бела дня.
— Это правда. И мы до сих пор не знаем, встретил ли убийца свою жертву случайно или же высмотрел, выследил и в конце концов похитил. А как было с Беньямином?
Карстену наконец удалось привлечь внимание официантки и заказать себе бутерброд с ветчиной. Марайке зажгла сигарету.
— Беньямин, очевидно, пошел за своим убийцей добровольно. Мы не совсем понимаем почему, поскольку родители всегда предупреждали его, чтобы он никуда не ходил с чужими людьми. Он был в «Карштадте», в отделе игрушек. Это мы знаем точно. Затем, вероятно, пошел к каналу. Но как можно было утащить мальчика против его воли в дачный поселок? Это слишком далеко. А на машине в колонию заехать невозможно.
— Может быть, он был знаком с убийцей?
— Может быть.
Официантка принесла бутерброд, и Марайке растерянно смотрела, с какой скоростью Карстен его поглощал.
— Видите, — снова вернулась она к разговору, — здесь есть очень важное отличие. Даниэля усыпили хлороформом и увезли в багажнике машины. Мы нашли следы пластика у него под ногтями. Это пластик, который применяется преимущественно в японских автомобилях. Очевидно, он проснулся и пытался освободиться. Больше мы ничего не знаем.
Бутерброд исчез. Карстен, основательно вытерев пальцы салфеткой, выглядел очень довольным.
— Сорок пять процентов всех серийных убийц на втором преступлении меняют свой modus operandi[10], потому что набираются опыта и развиваются, не теряя индивидуального почерка.
— Вы уже говорите о серийном убийце? — удивилась Марайке.
— По крайней мере, не исключаю такой возможности, — ответил Швирс. — Но, пожалуйста, рассказывайте дальше!
— Затем преступник уехал с Даниэлем в Зеерсхаузен. Это чуть больше четырнадцати километров. Там есть каменоломня, в которой всегда стоит пара жилых вагончиков для рабочих. В Пасхальное воскресенье, естественно, там никого не было. И в понедельник после Пасхи тоже.
Марайке вытащила из сумки несколько фотографий и положила их на стол перед Карстеном.
— Вот это каменный карьер. А вот этот, последний вагончик, который стоит несколько в стороне, и есть тот, в котором мы нашли Даниэля. Мертвый Мальчик сидел за столом, на котором стояли две чашки для кофе, принадлежавшие рабочим, и две тарелки для завтрака. На тарелке Даниэля лежало пасхальное шоколадное яйцо, обернутое в станиолевую бумагу. Он не давал Даниэлю шоколада, когда тот был жив, это была чистой воды инсценировка. Он хотел представить нам гармоничную картину. Или же просто хотел, чтобы мы ломали себе головы, больше ничего.
— Та же картина, что и с Беньямином. — Карстен положил пять марок на стол. — Идемте, мы едем туда.