— Иди сюда, — с придыханием сказала она, — чего ты ждешь?
У него было чувство, что сейчас придется прыгать с десятиметровой вышки в ледяную воду. Он еще в детстве, на пляже, никак не мог решиться прыгнуть с вышки, каждый раз разворачивался на самом верху и под издевательский смех спускался назад по лестнице.
Он сел на кровать и принялся медленно раздеваться. Он чувствовал себя незащищенным перед этой женщиной. Она же приняла его медлительность за робость, что только прибавило ему привлекательности.
Когда он разделся, она притянула его к себе, крепко обняла и стала очень медленно и осторожно ласкать.
В какой-то момент он забыл, что с ним происходит. Он закрыл глаза и, когда ему начали нравиться прикосновения, больше не думал о Грете. Он думал о Томе и отдавался своим фантазиям…
Был август, когда все переменилось. В тот теплый день позднего лета они поехали отдохнуть на озеро. Жара стояла просто удушающая, и Альфред играл с Томом и Штефаном в воде. Грете не хотелось купаться, она сидела на берегу на полотенце и выковыривала семечки из арбуза. Сок капал на полотенце и привлекал ос.
Вдруг Грета замерла, прижала руку к животу и скривилась, как будто у нее что-то болело. Затем с трудом выпрямила поджатую ногу и нечаянно задела осу, которая тут же ее ужалила. Грета вскрикнула от боли. Альфред, который как раз крепко обнимал в воде Тома, испугался. Он решил, что возглас Греты относится к ним, и отпустил мальчика. Тот моментально поплыл к Штефану и принялся барахтаться с ним.
Грета звала Альфреда, но у него наступила эрекция, а потому выйти на берег было проблематично.
Наконец он решился выскочить из воды, но сразу же обернул полотенце вокруг бедер и только после этого обнял Грету. Она была настолько занята распухающей ногой, что ничего не заметила.
— Эта проклятая тварь… — Она указала на мертвую осу.
— Ты должна опустить ногу в воду, — сказал он, — это помогает.
— Я не могу ступить на нее. Проклятье, как больно!
Альфред взял Грету на руки и понес к озеру. Он зашел в воду так, чтобы ноги Греты доставали до воды. Холодная вода уменьшила боль.
— Я беременна, Альфред, — прошептала она.
У Альфреда было ощущение, что прибрежный песок затягивает его с головой. Он уставился на Тома и Штефана, которые в нескольких метрах от них пытались окунуть друг друга в воду, и оказался не в состоянии хоть как-то отреагировать на эти слова.
— Что такое? — ошарашенно спросила Грета.
— Да ничего! Прекрасно! Я просто не ожидал… Это так ново и неожиданно для меня. — Он говорил слишком быстро, и Грета насмешливо улыбнулась. — Как это могло случиться?
— Я тебе покажу, когда окажемся дома. Может, уже поедем? Детям становится холодно в воде.
Альфред кивнул, отнес ее на берег и поцеловал.
На полотенце уже собралась куча ос, да и арбуз был полностью оккупирован ими. Грета вздрогнула от отвращения. Она позвала мальчиков и поспешно села в машину. Альфред зашвырнул арбуз в кусты, выполоскал полотенце в озере, оделся, упаковал все вещи и поставил их в автомобиль.
Грета родила здорового мальчика, который весил три килограмма триста граммов и был пятьдесят один сантиметр ростом. Они назвали его Джимом. Это имя выбрал Альфред — в память об отце, который уехал в Америку и которого он никогда не видел. Грета не возражала. У беспрерывно орущего младенца был маленький курносый носик, и вообще он выглядел как «Джим», в этом она была убеждена.
Через месяц состоялась свадьба. Альфред никого из родных на торжество не пригласил, чего Грета вообще-то не могла понять, но ей это было глубоко безразлично. Важно лишь то, что у нее теперь есть прекрасный муж и отец обоих ее сыновей!
Для Альфреда важно было то, что он взял фамилию Греты.
Теперь его звали Альберт Фишер, и ничего больше не напоминало об Альфреде Хайнрихе, которым он был до свадьбы.
Когда Альфред приехал в Брауншвейг, ему хотелось только одного — побыть одному. Люди в поезде, на вокзале, на улицах, да и предрождественское настроение в городе за два дня до первого адвента[12] основательно действовали ему на нервы.
Первые рождественские звезды мигали в окнах, а перед дверью универмага взад-вперед прохаживались переодетые Санта-Клаусы с бородами, которые держались на резинках за ушами, и раздавали рекламные проспекты. Моросило, машины стояли в пробках.
Альфред сел в автобус рейсом семнадцать тридцать в направлении Целле. Его любимое место в последнем ряду было свободно. Он проверил, не приклеилась ли где-нибудь жевательная резинка, нет ли пятен на пластиковом покрытии сиденья, и лишь потом сел у окна.