Даниэль смог. Он получил избавление. И Альфред помог ему в этом.
После он бежал через абсолютно темный ночной Ханенмоор к своей машине, которую припарковал очень далеко, и крутил зуб между пальцами, пока запекшаяся кровь Даниэля не стерлась и в конце концов не исчезла…
Было четыре часа утра, и в доме было абсолютно тихо. Но когда он открыл дверь квартиры, то почувствовал, что что-то не так и занервничал. Он вошел, тихо закрыл за собой дверь и не стал включать свет. Он прислушался к темноте. Ничего. Тогда он снял туфли и беззвучно проскользнул по коридору в кухню. Только закрыв за собой дверь кухни, он включил свет.
Он открыл холодильник и взял йогурт. Его не оставляло чувство, что что-то случилось, и он ел йогурт, собственно, для того, чтобы спокойно все обдумать. Что делать дальше. Может, Греты нет дома, может, Том и Джим не спят в своих кроватках, может, он дома совсем один. И вдруг ему понравилась эта мысль, и одновременно он почувствовал, что ему, собственно, абсолютно все равно, что происходит в квартире. В любом случае это никак не связано с Даниэлем Доллем, который мертв уже несколько часов.
Он поднялся из-за стола и принялся искать в карманах брюк свой сувенир, когда в дверях внезапно появилась Грета. Он не слышал, как она вошла, и вздрогнул от неожиданности.
— Я уже упаковала твои вещи, — сказала она вместо приветствия. — Три чемодана. Они стоят в спальне. Можешь убираться. Лучше прямо сейчас, ночью. Это избавит тебя от церемонии прощания с детьми и не придется притворяться Ты ведь все равно их не любишь.
Альфред никак не мог нащупать свой сувенир в кармане. И именно это в данный момент беспокоило его больше всего. Сердце его бешено билось, он вынужден был присесть.
— Извини, я задумался, — рассеянно произнес он. — Что ты сказала?
Грета глубоко вдохнула, чтобы не заорать и не разбудить детей. Он таки вывел ее из себя.
— Пошел вон! — прошипела она. — Сейчас же, немедленно! И чтобы я тебя больше никогда не видела! Убирайся из моей жизни!
Грета, выгоняя его из дому, даже не подозревала, насколько хорошо это вписывалось в его планы. Альфред должен был исчезнуть. По возможности немедленно. А он, дурак, по дороге домой ломал голову, как сказать обо всем Грете. Какую причину придумать, чтобы объяснить, почему ему нужно внезапно уехать и почему он бросает ее одну с двумя детьми. А она сама выгнала его! Это было просто великолепно.
— Да в чем дело? Что случилось? — спросил он, пытаясь придать своему голосу хотя бы заинтересованный тон.
— Твой друг Герберт был здесь. И пока ждал тебя, рассказал кое-что из твоей жизни.
Герберт. Боже мой! Альфред считал, что тот уже давно сдох от передозировки. Ага, значит, он еще жив. Но откуда он узнал этот проклятый адрес? Скорее всего, от матери. Это была единственная возможность. Альфред сам дал ему когда-то адрес Эдит. Так, на всякий случай. Он же не мог знать, что однажды это выйдет ему боком. Действительно, пора смываться. И чем быстрее, тем лучше. Теперь даже матери необязательно знать, где он живет.
— Интересно. Ну и?.. Что ты узнала?
— Что ты проклятый лжец и настоящий говнюк!
Альфред улыбнулся, чем окончательно достал Грету.
— Ты даже среднюю школу не закончил. И никогда не изучал экономику.
Альфред пожал плечами.
— И у тебя нет отца, который живет в Америке. Твой отец умер.
— Ну и что? Это что, настолько важно? — Он никак не мог понять, почему Грета из-за таких новостей вышла из себя.
— Ты был в тюряге, потому что убил женщину. Это правда?
Альфред молчал. Раздраженный тон Греты начал действовать ему на нервы.
— Теперь я понимаю, почему ты не спишь со мной. Герберт в тюрьме был твоим любовником. Ты — педераст, и всю жизнь был педерастом, и я тебя ненавижу!
«Ага, значит, вот оттуда ветер дует. Тюрьму она, может, простила бы, но выйти замуж за мужчину, который ее не хочет и никогда не хотел, — это уже слишком».
Он мог это даже где-то понять. И то, что она стояла в кухне в тоненькой застиранной ночной рубашке, даже вызвало у него чувство жалости.
— Где ты был все это время?
— Да так, ездил вокруг. Хотелось побыть одному.
— Два дня и почти две ночи? — Она заговорила громче, и ее голос стал холодным как лед.