— Боже мой, как красиво! Я даже не могу описать это словами… Здесь так спокойно, тихо и романтично, все такое дикое и первозданное. Лес темный и угрюмый, но он же, кажется, и защищает дом. Здесь как-то одиноко, но вместе с тем чувствуешь себя в безопасности… Но прежде всего, это место не от мира сего. Здесь человек погружается в прошлое.
— Ты права, — сказал Кай. — Наверное, тебе действительно следует купить этот дом.
Энрико, шагая по щебню, подошел к столу. У него была легкая, пружинистая походка, хотя, как показалось, Анне, ему было уже за пятьдесят. Он поставил на стол эспрессо и холодную воду к нему.
— Если хотите, сходим потом в лес. Тут недалеко, где-то метров сто, я покажу вам родник. Только долина получает воду из этого источника. И никто больше. Я подключил к нему насос, и он подает воду в дом. Вам больше никогда в жизни не надо будет покупать минеральную воду. Лучшей воды не бывает.
— Как в сказке!
— Вода — это самое важное. Все остальное приложится. Угощайтесь.
Энрико выпил свой эспрессо. Крохотная чашка в его костлявых огрубелых пальцах производила странное впечатление.
Кай сразу же перешел к делу:
— Энрико, Анна хочет купить дом.
— Знаю, — усмехнулся Энрико и посмотрел на Анну. — По тому, как вы ходили по комнатам, все сразу стало ясно. Так ходит только человек, который влюбился в дом. И я знал это еще тогда, когда вы ехали по дороге наверх. Я тогда подумал: «Сейчас он будет продан. Значит, вот так быстро это происходит». Поэтому я и не пошел с вами осматривать дом. Зачем? У вас будет достаточно времени, чтобы познакомиться со всем.
40
Сейчас, в десять минут десятого, все еще не было необходимости включать свет. Свечи были намного приятнее, и он избегал пользоваться электричеством. Сегодня он обойдется одной-единственной свечой. Две недели назад ему приходилось сжигать за вечер две свечи, а зимними вечерами иногда даже четыре. Это случалось тогда, когда он проявлял легкомыслие и, мо́я посуду, зажигал сразу две. Он поступал так, если на утро обнаруживал, что плохо отмыл томатный соус от тарелки или что потеки от молока засохли в горшке. Иногда он даже пытался мыть посуду днем, однако ему было жаль тратить на такую ерунду светлое время суток. Каждая минута на открытом воздухе была драгоценной, а работы было так много, что, чтобы переделать ее, ему не хватило бы всей жизни. Он знал, что это такое — быть запертым в закрытом помещении и не иметь возможности выйти на солнце или под дождь, поэтому особенно ценил природу в своей скрытой от посторонних глаз уединенной долине.
Он уселся и глубоко вздохнул. Наступил его благословенный час. Только для себя самого. Без Карлы, которая обычно, сидя напротив, укоризненно смотрела на него, потому что он часами мог не говорить ни слова, и от этого с каждой минутой она сама себе казалась все более одинокой и потерянной. Сейчас, в такие моменты, как этот, ему в очередной раз стало совершенно ясно, что ему не нужен никто. Ни друг, ни жена, ни советчик, ни спутник, ни помощник, ни собеседник. Если бы нужно было изменить мир, и тогда он в одиночку нашел бы способ это сделать.
Он осмотрелся. Вечерний ветер утих, в лесу царила тишина. Даже цикады, и те уже умолкли, потому что в долине солнце скрывалось за горами ранним вечером. И в то время как вечернее солнце еще целый вечер согревало холмы и воздух был шелковистым и теплым, влажная вечерняя прохлада уже вползала в долину и даже в августе вечером здесь было довольно зябко.
Энрико ничего этого не чувствовал. На нем все еще была тонкая рубашка и шорты, а на босых ногах — сандалии. Он годами тренировался, чтобы стать нечувствительным к холоду и боли, голоду и жажде. Он медленно и тяжело пытался приучить себя воспринимать все это как совершенно нормальное явление. Это был мучительный процесс, зато он давал чувство определенной свободы.
Еще пару дней, и светлячки будут освещать долину не хуже, чем тысячи зрителей на рок-концерте освещают зал своими зажигалками.
Он не нуждался ни в чем. Ему не нужен был ни телевизор, ни радиоприемник, не нужны были развлечения, а больше всего не нужны были разговоры. Разве что иногда почитать книгу. А в остальном ему хватало своих мыслей. Он был их творцом, он обладал властью над ними и над миром, который создал для себя. Он мог сидеть часами и думать, даже не зажигая свечи.
Двадцать один час тридцать минут. Он ненавидел эти полчаса, которые неумолимо надвигались на него каждый день. Он включил свой мобильный телефон и отправился в путь. Спустился вниз к стоянке, прошел по дороге до маленькой лощины, перешел ручей вброд и свернул направо к неровной тропинке, круто поднимавшейся на гору. Он шел по тропинке легко, без усилий, уверенно ступая в темноте. Месяц в небе еле-еле освещал каменистую неровную дорогу.