– Ты всё ещё болеешь за Аспен Макграт и Мороза Новой Эры? – спросил он с полным ртом. – Забыл сказать: если хочешь позвать друзей вместе посмотреть гонку, я не против. Куча детей так делает, верно? Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделённым.
Скандар не поднимал глаз от тарелки. Разве он мог признаться, что ему некого звать, потому что у него совсем нет друзей? И что в этом в каком-то смысле виноват папа?
Ему приходилось заботиться о папе, когда у того выдавались плохие – нерадостные – дни, а это означало, что у Скандара не оставалось времени на все те занятия, которые необходимы, чтобы завести друзей. Он не мог задержаться после школы, чтобы потусить в парке, у него не было карманных денег, чтобы поиграть в автоматы или втайне сгонять на пляж Маргейта за жареной рыбой с картошкой фри. Скандар и не догадывался, что именно в такие моменты зарождается дружба, а не на уроке английского и даже не за поеданием несвежего печенья с заварным кремом на перемене. А ещё, занятый уходом за папой, Скандар порой не успевал вовремя постирать одежду или почистить зубы. И окружающие обращали на это внимание. И никогда не забывали об этом.
Кенне по какой-то причине жилось проще. Скандар предполагал, что это потому, что она всегда была увереннее в себе, чем он. Когда Скандар пытался выдать что-нибудь умное или смешное, мозги тут же зависали. Его осеняло, но лишь спустя пару минут. А оказываясь лицом к лицу с одноклассниками, он всегда терялся, мысли покидали голову, оставив после себя пустоту, заполненную странным жужжанием. У Кенны никогда не было такой проблемы; один раз он услышал, как она одёрнула группу девочек, шёпотом обсуждающих их «ненормального» папу. «Мой папа – мои дела, – сказала она нарочито спокойно. – Не лезьте в это, не то пожалеете».
– Они смотрят со своими семьями, пап, – промямлил в итоге Скандар, чувствуя, что краснеет, как всегда с ним бывало, когда он не говорил всей правды.
Но папа не заметил, потому что начал собирать грязную посуду, и это было так необычно, что Скандар дважды моргнул, чтобы убедиться, что ему это не привиделось.
– А Оуэн? Вы же дружите, да?
Оуэн был хуже всех. Папа думал, что они друзья, потому что один раз заметил на телефоне Скандара оповещение о сотнях его сообщений. Скандар не стал уточнять, что их содержание было совсем не дружелюбным.
– О да, он обожает Кубок Хаоса. – Скандар поднялся, чтобы помочь убрать со стола. – Но он смотрит его с бабушкой и дедушкой, а они далеко живут.
И это даже не было выдумкой: Скандар слышал, как Оуэн жаловался на это дружкам. А затем вырвал из его учебника по математике три страницы, скомкал их и бросил Скандару в лицо.
– КЕННА! – внезапно заорал папа. – Скоро начнётся!
Не дождавшись ответа, он пошёл в их комнату, а Скандар сел на диван перед телевизором, по которому шла трансляция в прямом эфире с Арены.
На экране у участника прошлого Кубка брали интервью прямо у стартового барьера. Скандар прибавил звук.
– …вы думаете, нам стоит ожидать сегодня грандиозных магических баталий? – спросил румяный от возбуждения репортёр.
– Непременно, – уверенно кивнул наездник. – В этом году нас ждёт бурная смесь всевозможных талантов, Тим. Все зациклились на огненной мощи Федерико Джонса и Крови Заката – но как насчёт Эмы Темплтон и Боязни Гор? Пусть они относятся к стихии воздуха, но это далеко не единственная их сильная сторона. Нельзя забывать, что лучшие наездники Кубка Хаоса превосходно владеют всеми четырьмя элементами, а не только своим основным.
Четыре элемента. Центральная тема инкубаторского экзамена. Скандар часами зазубривал, кто из знаменитых единорогов и наездников относится к какой стихии – огню, воде, земле или воздуху – и какие приёмы атаки и защиты они предпочитают в битвах в небе. От волнения у Скандара сжался желудок: ему не верилось, что экзамен уже послезавтра.
Папа вернулся слегка хмурым.
– Скоро придёт, – сказал он, опускаясь рядом с Скандаром на потёртый старый диван, и повернулся к телевизору. – Вам, детям, это трудно понять. Тринадцать лет назад, когда моё поколение впервые смотрело Кубок Хаоса, с нас было довольно одного знания, что Остров существует. Я был слишком стар, чтобы стать наездником. Но гонки, единороги, стихии… для нас это всё была чистая магия – для меня и для вашей мамы.
Скандар застыл, не смея даже повернуть головы от экрана и выходящих на дорожку единорогов. Только в день Кубка Хаоса папа говорил об их с Кенной маме, но больше никогда. Скандар перестал спрашивать о ней к своему седьмому дню рождения, усвоив, что эти вопросы злят и расстраивают папу и после них тот целыми днями не выходит из спальни.