«Беги, Джилли, беги!» В ушах до сих пор звучал неистовый крик матери. Джиллиан давно старалась не думать о той страшной ночи и теперь проклинала Камерона Смита за то, что он заставил ее вспомнить.
С ней не случалось ничего плохого, когда она спокойно сидела в своей комнате, и сейчас Джиллиан дрожала от нетерпения, желая только одного – поскорее запереться за надежными стенами своего дома, и чуть не всхлипнула от облегчения, увидев на горизонте темное пятно, означавшее, что они приближаются к каменной ограде вокруг ее дома.
Ослабив вожжи, Джиллиан подхлестнула Куинни; испуганная кобыла резко перешла на галоп, и фургон запрыгал по жнивью.
Внезапно Уилтон вскрикнул.
– Остановите, – грубо приказал Камерон, но Джиллиан даже не обратила на него внимания.
– Стой! – На этот раз он уже орал. Хотя Джиллиан по-прежнему не обращала на него внимания, громкий мужской голос испугал Куинни, и она понеслась во весь опор.
Рассыпая ругательства, Камерон выхватил вожжи из рук Джиллиан и встал в полный рост, пытаясь остановить взбесившуюся лошадь.
Стена. Они вплотную подъехали к спасительной каменной стене, и Джиллиан даже почудилось, что та надвигается на нее. И тут от стены отделился человек настолько неопределенного вида, что она заметила его, только когда он пошел им навстречу.
– Все в порядке, мистер… – начал он.
– Хорошо, Роберт. Скажи своему господину, что все спокойно. – Камерон жестом приказал человеку подойти поближе, и, когда тот поравнялся с фургоном, перегнулся к нему за спиной у Джиллиан.
– Кстати, попроси Харрингтона проявить снисходительность к жене арендатора. Ей крайне нужен дом, хотя муж ее и умер сегодня ночью.
– Как ее зовут?
– Меткаф. Мэри Меткаф.
– Я поговорю с ним.
– Если у него будут новости, не забудь передать мне. Мы встретимся завтра в деревне.
Человек кивнул и растворился в темноте, а Камерон повернулся и изучающе посмотрел на Джиллиан.
– Дальше буду править я.
– Правьте. – От волнения ей сдавило горло.
Они проехали через проем, где, видимо, когда-то висели железные ворота. Дорожка извивалась между деревьями, и казалось, что ехать сквозь отбрасываемые ими тени придется целую вечность.
Наконец лес отступил, и луна осветила дом. Он был двухэтажный и гораздо меньше того, который они оставили в Лондоне, но зато прочный и надежный. Закрытые ставнями окна и крепкие дубовые двери придавали дому внушительный, неприступный вид.
Джиллиан заметила мимолетное движение около конюшен, и тут же еще один мужчина вышел из темноты. Она тихо застонала от отчаяния, поняв, насколько большую брешь проделали в ее крепости.
– Это Мартин, – пояснил Камерон, – человек, о котором я говорил. Он будет присматривать за лошадью.
Теперь Джиллиан не надо было распрягать и чистить Куинни, и, значит, она могла сразу идти в дом. Невольно она почувствовала благодарность и одновременно презрение к себе за это. Ее ощущение благодарности подтверждало предсказания Камерона, но она не могла ничего с собой поделать, желая поскорее оказаться за толстыми стенами, в окружении знакомых вещей.
Джиллиан знала, что должна задержаться у двери и пропустить отца вперед. Если бы она не проследила за тем, что он вошел перед ней, он мог так и остаться за дверью или уйти и заблудиться. Но вот отец прошел, и наконец настала ее очередь; и тут Камерон Смит неторопливо проследовал, почти наступая на пятки ее отцу, и задержал Джиллиан еще на одно невероятно долгое мгновение. Проходя мимо, он ухмыльнулся ей, явно забавляясь тем, что она стоит в стороне, а он впереди нее входит в ее собственный дом.
Негодуя, Джиллиан прошла на кухню и остановилась там, ожидая, когда спадет внутреннее напряжение, как это обычно бывало, когда она возвращалась домой после слишком долгой отлучки. За это время Камерон успел окинуть кухню пытливым взглядом, а затем повернулся к Уилтону, как будто ему действительно было интересно узнать разницу между венами и артериями.
Невольно Джиллиан заметила, что его присутствие заметно изменило помещение: оно стало казаться меньше, но вместе с тем наполнилось энергией. Низкие звуки его голоса отражались от стен и отзывались где-то глубоко внутри ее тела, вызывая странные ощущения. Нельзя сказать, что неприятные, но… Конечно, теперь это было не то успокоение, которого она так ждала.
Ошеломленная неожиданным откликом своего тела, Джиллиан закрыла глаза и зажала руками уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Бесполезно. Все равно она ощущала его. Кожу покалывало, как будто на нее подействовал заряженный воздух.
В конце концов, Джиллиан опустила руки и открыла глаза. Она всегда гордилась способностью становиться незаметной и достигать своих целей, не привлекая к себе внимания. Сомнительное достоинство, но, возможно, оно спасет ее, если она воспользуется им и сумеет усыпить бдительность Камерона, сделать так, чтобы он недооценил ее силу. Тогда ей останется только дождаться удобного момента. Если она будет прятать глаза и сжиматься, как испуганный ребенок, он ничего от нее не добьется.
Неожиданно Джиллиан заметила, что в комнате, помимо его присутствия, произошли и другие изменения: на шкафу появился узел с вещами и украшенная плюмажем шляпа с загнутыми полями. Кинув взгляд в узкий коридор, который вел в спальни, она убедилась, что дверь в ее спальню приоткрыта: по-видимому, кто-то побывал в доме, пока они ездили к Джейми. Камерон говорил, что пошлет в дом своего человека: очевидно, оставив вещи хозяина на шкафу, тот попутно везде сунул нос.
Это живо напомнило Джиллиан о том, что наглец Камерон нахально вторгся в ее жизнь, а она стоит и трепещет от наслаждения при звуке его голоса. С запоздалым страхом она вспомнила его злорадную уверенность в том, что ей придется доверять ему, зависеть от его силы. А еще он намекнул, что она, возможно, даже полюбит его.
Никогда. Она тут же поклялась себе быть начеку при любом проявлении доброты, при каждом намеке на привязанность с его стороны, поскольку знала, что это делается преднамеренно, с целью сломить ее волю. Никогда она не будет ему доверять. Да лучше она вонзит себе в сердце кинжал, чем полюбит его!
Джиллиан снова и снова повторяла про себя эти клятвы, пока стояла в темноте и слушала, как ее отец, разговаривая с Камероном, обращается с самозванцем как с сыном, иметь которого Уилтон Боуэн всегда мечтал. У него мог бы быть сын, если бы тогда, в ту далекую страшную ночь, она не убежала и оказалась бы достаточно смелой, чтобы спасти свою мать.
Как только они расселись вокруг стола, доктор Боуэн начал рассуждать о крови, пульсе, о том, какое это чудо – кровеносная система человека. Это настолько завораживало, покоряло, угрожало завладеть всем его вниманием, что Камерон даже встревожился, так как ему следовало не выпускать из поля зрения стоящую в темноте Джиллиан. А вдруг она тайком ищет нож? Или же она пытается вновь обрести хладнокровие и сохранить хоть немого гордости? Она примет и простит его, если он не будет оскорблять ее чувство собственного достоинства; но если она набросится на него с ножом, достоинство ее неминуемо пострадает.
Когда Джиллиан собралась заняться очагом, Камерон насторожился. Обезвредить маленькую женщину, размахивающую тупым кухонным ножом, было бы довольно просто, а вот разъяренная фурия с длинной железной кочергой могла сломать руку или колено раньше, чем он сумел бы подобраться к ней достаточно близко, чтобы воспользоваться своим преимуществом в силе.
Помешав в очаге, высвободив из-под золы горячие угли, Джиллиан подложила несколько маленьких кругляшей, чтобы поддержать огонь. Потом она подняла сучковатый чурбан толщиной примерно три дюйма и длиной с предплечье Камерона. Это тоже могло стать внушительным оружием, если бы она изо всех сил ударила им по его лицу… но она просто положила чурку в жадные языки пламени.