Ну вот, теперь отец думает, что ей не хватает женской сердечности – и это после всего, что она сделала за последние годы, чтобы защитить его. Ей стало до боли обидно. Колени ее подкосились, и она рухнула на стул, а Уилтон потихоньку зашаркал по коридору к своей спальне.
Джиллиан не представляла, как долго ей удастся выдержать все это. Она закрыла глаза и сделала глубокий шумный вдох, а затем собрала всю свою волю и окружила себя ею, как накидкой. Камерон Смит сказал, что отберет три недели ее жизни. Прошло четыре дня, только четыре. Осталось семнадцать. В каком-то отношении бесконечные, но вынести их можно. Она вытерпит еще семнадцать дней.
Джиллиан встала, чтобы в последний раз за этот вечер подложить дров в камин, и тут обнаружила, что Камерон об этом уже позаботился: аккуратно отгреб золу и положил в огонь внушительную охапку поленьев. И все же она готова была поспорить на свое лучшее ожерелье, что ему не пришлось сражаться с чурбаками так, как иной раз приходилось ей. Он даже не спросил, не возражает ли она против того, что он взял на себя ее работу.
Джиллиан ожидала всплеска негодования в душе, ярости, от которой ее затрясет, и вот вместо этого она греется у огня, разведенного для нее Камероном, смотрит на золотое платье и гадает, что выгнало его из дома в такую жуткую ночь. Жажда выпить эля? А может, встреча с женщиной?
Может быть, он найдет способ утолить свои аппетиты в эту жуткую ночь и в следующий раз, когда уйдёт из дома, возьмет платье с собой. А когда Джиллиан опять поедет в деревню, она увидит, что одна из стоящих на рынке женщин одета в тот самый золотистый шелк…
Глава 9
От громкого стука дерева о дерево Джиллиан проснулась и села в постели. Ставень стучит на ветру? Нет, незакрепленный ставень не мог стукнуть так тяжело, да к тому же все ставни с вечера были закрыты. Стук, который она услышала, был достаточно силен, чтобы разбудить ее, так что, вероятнее всего, это захлопнулась дверь кухни.
Скорее всего, Камерон Смит вернулся оттуда, куда его носило в такую бурю, и, судя по звукам, вернулся пьяный.
Джиллиан услышала сильный удар носком сапога по ножке стула, и тут же стул заскользил по деревянному полу кухни. Камерон приглушенно выругался, потом раздался неясный звук, как будто тяжелое мужское тело не слишком аккуратно плюхнулось в кресло ее матери.
Наверное, он там сидит, и с него стекает вода, а противный запах эля и бог знает чего еще впитывается в поблекшую бархатную обивку.
Нет, она не позволит этому невеже испортить мамино кресло! Она не позволит ему подняться наверх и спотыкаться там в своей пьяной неуклюжести. А отец, если проснется, может сколько угодно продолжать разглагольствования о подарке Камерона и отсутствии женственности у Джиллиан с того места, на котором он их прервал.
Сверкнула молния, дождь хлестнул по окну. Джиллиан ни за что на свете не вышла бы из дома в такую ночь. Она знала, что мужчины устроены по-другому, и не сомневалась, что Камерон бросил вызов стихии только ради того, чтобы осушить несколько пинт эля в «Лозе и колосе». Может быть, он там заигрывал с молоденькой служанкой… Может быть, он пообещал ей платье из золотого шелка.
Джиллиан сдернула с вешалки шаль, закуталась в нее и быстро пошла по коридору в переднюю. Ложась спать, она заплела волосы в длинную свободную косу, которая теперь мешала ей под шалью, и ей пришлось протянуть руку и освободить волосы. Перекинув косу через плечо, Джиллиан заметила, что конец ее расплелся, но заплетать заново не стала, ей надо было спасать мамино кресло.
Она приготовила сотни, тысячи гневных слов, которые собиралась обрушить на Камерона Смита… Но все они исчезли, как только она на него взглянула.
Камерон сидел, наклонившись, прижимая руку к бедру; волосы его висели мокрыми прядями, прилипнув ко лбу и закрывая лицо. Джиллиан решила бы, что он крайне изнурен, если бы не была уверена, что он пьян, как матрос в порту.
У него хватило благоразумия, перед тем как сесть, накрыть кресло вязаным покрывалом, чтобы не испортить бархатную обивку своей мокрой и грязной одеждой.
Душа Джиллиан слегка смягчилась при виде аккуратно постеленного покрывала.
– Вы наследили грязными ботинками на полу, – сказала она намного мягче, чем собиралась.
Камерон поднял голову с таким трудом, как будто она весила не меньше мешка муки, и мрачно взглянул на Джиллиан. Увидев его лицо, она прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть. Боль исказила его черты, глаза потемнели и превратились в бездонные омуты. Над правым глазом зияла глубокая рана, и струйка крови стекала по щеке. На челюсти темнел желтовато-фиолетовый синяк.
– На вас напали, – прошептала она. – О Господи, вы ранены!
Он взглянул на нее удивленно, как будто никого давным-давно не беспокоило, ранен он или нет. Потом на губах у него промелькнула улыбка и тут же сменилась гримасой боли. По этой улыбке Джиллиан догадалась, что если на него и напали, то первым удар нанес Камерон.
– Вам не следовало вставать с постели. – Голос его звучал непривычно хрипло: не было никакого сомнения, что один-два удара пришлись по горлу.
– Да что с вами?
– Ничего особенного.
– Похоже, из вас выпустили пинту крови, если не больше. Определенно что-то произошло.
– Просто я надавал пинков одному тупоголовому ослу, который не понимает слов и не усваивает полученных уроков.
Джиллиан раздражало, как небрежно он отмахнулся от ее беспокойства.
– Вы кого-то убили?
Камерон застыл, как человек, которому нанесли последний, смертельный, удар. Вряд ли это было вызвано тем, что она высказала свое подозрение – ведь в таком случае… в таком случае ему небезразлично ее мнение.
– Я никого не убивал, – наконец произнес он. – Просто кое-кому напомнил, что не потерплю гадостей в адрес человека, которым я восхищаюсь и которого уважаю…
– Так это тот, другой, затеял драку? – Джиллиан терзало любопытство: кто же пользуется столь безграничным восхищением и уважением Камерона?
– Да, он толкнул меня пару раз, – заявил Камерон небрежно, как будто не принимая всерьез рост и силу человека, который способен это сделать.
– Ну, значит, вы упали на голову, потому что других серьезных повреждений нет. По-моему, лечение вам не требуется.
– Неужели вы собирались меня лечить, Джиллиан?
Вероятно, хрипота придала его голосу глубокий тембр, из-за которого ее имя прозвучало как ласка.
– А вы позволите женщине осмотреть ваши раны? – Она сама не знала, почему с таким ехидством бросила ему эти слова.
– Я виноват во многом, но не в том, что преуменьшал ваши способности. Это вы их недооцениваете. Спокойной ночи, мисс Боуэн. – Камерон закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла.
Он отсылал ее с ее собственной кухни! Джиллиан почувствовала жгучее желание защититься, но от кого? От человека, который доверял ей больше, чем она сама доверяла себе?
Камерон провел рукой по лицу, и она увидела свежие царапины у него на костяшках пальцев. Между большим и указательным пальцами на коже горел кровавый полукруг.
– Вас кто-то укусил, – сказала она, охваченная ужасом от этого зрелища, – позвольте мне посмотреть.
– Я сам в состоянии себя перевязать – уж этому-то меня научили.
Джиллиан решила подождать, пока останется одна, и тогда попытаться понять, почему Камерон так недоволен отсутствием у себя медицинских познаний. Казалось, роль врача тяготила его душу, но его слова, его тон говорили об обратном.
– Человеческие укусы часто вызывают последствия, которые не лечат ни горячие компрессы, ни припарки из трав. Надо действовать быстро, чтобы предупредить заражение.
Когда она согнула его пальцы, Камерон снова вздрогнул.
– Джиллиан, у меня все болит с головы до пят, и я не обещаю, что смогу удержать себя в руках, если вы сейчас начнете меня дергать.