В воображении публики Уэльса райские птицы занимали место соответственно своему таинственному названию. У первой тушки, привезенной остатками команды Магеллана в 1522 году и подаренной испанскому королю, отсутствовали ноги, потому что именно так в те времена охотники разделывали тушки райских птиц. В результате Карл Линней, родоначальник современной таксономии, назвал этот вид Paradisaea apoda: «безногая райская птица». Многие европейцы верили, что райские птицы обитают где-то в небесах, постоянно следуя за солнцем, питаясь амброзией и не возвращаясь на землю до самой смерти. Считалось, что самка откладывает яйца на спину самцу, и там же их и высиживает, пока они парят в облаках. Малайцы называли этих птиц manuk dewata, или «господни птицы», а португальцы – passaros de sol, «солнечные птицы». Линней описал восемь видов, которых до сих пор вживую так никто и не видел, а торговцы Малайского архипелага называли их burong coati, или «мертвые птицы».
Парой чучел этих божественных птиц владел папа Клемент VII. В 1610 году молодой английский король Карл I, стоя в уверенной позе рядом со шляпой с чучелом райской птицы, позировал для своего портрета. Волнистые хвосты этих птиц запечатлели на своих полотнах Рембрандт, Рубенс и Брейгель Старший. Натуралисты, так же как и весь Запад, зачарованные этими небесными созданиями, никогда не видели их в дикой природе.
Четвертого марта 1854 года, через восемнадцать месяцев после своего бедственного возвращения из Южной Америки, Уоллес взошел на борт парохода, принадлежавшего компании «Peninsular&Oriental». На этом пароходе он переправился через Гибралтарский пролив, мимо цитаделей Мальты в Александрию, где пересел на баржу, которая отправилась до Каира вверх по Нилу. Там он сгрузил свое снаряжение в запряженные лошадьми фургоны, которые потянулись караваном по восточной пустыне к Суэцу. Остаток пути Уоллес проделал на стосорокаметровом грузовом баркасе под названием «Бенгал», который миновал Йемен, Шри-Ланку и «богатые лесами побережья» Малаккского пролива перед тем, как доставить его в Сингапур.
Через месяц после прибытия Уоллес отослал Стивенсу почти тысячу жуков более чем семисот видов. Чтобы собрать такое количество, ему приходилось придерживаться изнурительного графика. Уоллес поднимался в 5:30 утра, чтобы разобрать наловленных в предыдущий день насекомых и разместить их в альбомы. Затем готовил ружья и снаряжение, чинил порванные сачки. В восемь завтракал, а затем отправлялся в джунгли и проводил там четыре или пять часов, собирая образцы. Вернувшись, до четырех часов дня он убивал насекомых и нанизывал их на булавки. В четыре ему подавали обед. Каждый вечер перед тем, как отправиться спать, он проводил пару часов, записывая образцы в журнал.
Почти все, отосланное в Англию, скупал Британский музей. Стивенс, ожидая товара, – всего, что могло быть собрано и продано, – поинтересовался, не может ли Уоллес собирать образцы еще и ночью, и получил разгневанный ответ: «Конечно, нет! Может быть, дилетанты и смогут работать еще и ночью, но только не человек, который и так каждый день проводит по двенадцать часов в трудах над своей коллекцией».
Действительно, сбор образцов требовал серьезной работы, но с ума сводило вовсе не это, а необходимость постоянно защищать добычу от падальщиков. Дом Уоллеса, конечно же, оккупировали муравьи, которые прогрызли спиральные ходы прямо в его рабочем столе и уносили насекомых из-под носа. На тушки птиц роем налетали трупные мухи, чтобы отложить мириады яичек. Если их не удавалось вовремя вычистить, то вылупившиеся личинки пировали вволю. Однако, самыми страшными врагами были тощие, голодные собаки, караулившие снаружи: стоило на мгновение оставить освежеванную птицу, как она «немедленно испарялась». Уоллес стал развешивать тушки птиц на стропилах, но если он забывал убрать лестницу и оставлял ее слишком близко, собаки взбирались по ней и удирали, схватив самые ценные экземпляры.
Отдельную опасность представляло собой течение времени. Столетиями таксидермисты сражались за самый лучший способ сохранения тушек для дальнейших исследований. Птиц пытались консервировать, спиртовать, замачивать в аммиаке, лакировать и даже запекать в духовке, однако все эти методы приводили к разрушению кожи и утрате красоты перьев. Только в последние десятки лет ученые усовершенствовали искусство выделки тушек, – на животе до клоаки делали тонкий надрез, чтобы извлечь внутренности, затем из головы пером вычищали мозг, вырезали ушные раковины, вынимали глаза и заменяли их ватными шариками, после чего наносили на кожу птицы мышьячное мыло. В середине XIX столетия в изобилии существовали руководства, содержавшие ужасающие советы: чтобы задушить искалеченную птицу, сложите петлей носовой платок; используйте дробь № 8, если охотитесь на птицу размером менее голубя, на более крупную – дробь № 5; раненую и агрессивную цаплю нужно бить прогулочной тростью прямо по голове, чтобы сломить ее сопротивление. У больших хищных птиц следует подрезать на ногах сухожилия. Гагар стоит начинать свежевать со спины, а не с живота. Языки туканов нужно оставлять в черепе. Не следует вскрывать колибри, их лучше высушить над жаровней и упаковать в камфару.