Но одну он возьмет при любых обстоятельствах:. Саган резко протянул руку к стеклянной шкатулке, в которой лежало несколько любопытных предметов, в том числе и тот, на который большинство людей не обратили бы внимания, или - если бы обратили - подивились бы, зачем он здесь вообще. В глаза он не слишком бросался. И вообще казалось, что его поместили сюда случайно.
Саган сжал кулак и ударил по стеклу. Осколки порезали руку; он даже не вздрогнул и не обратил на это внимания. Он нетерпеливо смахнул в сторону драгоценности, дары давно умершего короля. Пальцы Сагана сомкнулись на помятой, бесформенной, потертой кожаной котомке - простой, без каких-либо обозначений и явно древней. Он благоговейно достал котомку, разгладил ее рукой. Кровь из порезов обагрила эту вещь, словно освящая ее.
Сигнал вызова настойчиво зудел с видеоэкрана; в темноте помещения мигала подсвеченная кнопка. Снага Оме находился на связи и ждал.
«Пусть подождет, - подумал Командующий. - У него есть время. У меня нет».
С котомкой в руке Саган прошел по каюте, приблизился к шкафу, который, как предполагали все на борту, в том числе и адмирал Экс, был хранилищем богатств нескольких крупных систем. Доступ к нему преграждало запорное устройство, специально сконструированное Командующим. Пять острых игл выступали из щитка справа от двери. Пять игл были расположены в порядке, совпадающем с пятью ранками на правой ладони Командующего. Раны были свежими, со слегка воспаленными краями; он пользовался гемомечом во время битвы на борту коразианского корабля. Саган насадил Ладонь на эти иглы.
Вещество, такое же, как и в его мече, устремилось в вены. Оно стало бы смертельным для любого человека с иной, чем у Сагана, структурой ДНК. Дверь открылась. Саган оказался не в хранилище, а в часовне, само существование которой, если бы о ней стало известно, означало бы его смерть.
Темнота в помещении была полной; здесь не допускалось искусственное освещение. Но Сагану не нужен был свет. Он знал все на ощупь и инстинктивно чувствовал расположение каждого предмета. Опустившись на черную шелковую подушку перед черным обсидиановым алтарем, Командующий положил потертую котомку на холодный камень. Движения его были спорыми, точными. Но он не спешил, сохраняя благоговение и спокойствие. Он испытывал почти искушение остаться, задержаться в этой успокаивающей, насыщенной благовониями темноте до того, как смерть заберет его.
Через запертую дверь он слышал настойчивый сигнал компьютера. Снага Оме, бомба. Оружие Сагана, власть над галактикой. Искушение вечным покоем быстро прошло.
Командующий провел ладонями по алтарю, точно зная, чего он хочет и где это можно найти. Он взялся за серебряный кинжал, рукоять которого представляла собой восьмиконечную звезду, вложил его в простые кожаные ножны и убрал ножны в котомку. Завернув в черный бархат серебряный кубок, украшенный восьмиконечными звездами, он и его бросил в котомку. Он поднял небольшую серебряную чашу с редким, драгоценным маслом и пролил его на алтарь, чтобы масло стекало по бокам алтаря, после чего положил в котомку и чашу.
Наконец появилась небольшая шкатулка розового дерева, в которой хранился звездный камень, его звездный камень, остававшийся невостребованным многие годы. Но теперь его важность заключалась не в том, чем он был, а в том, чем он мог быть.
В самую последнюю очередь на алтарь легли одежды из тончайшего черного бархата. Саган поднял ткань, поднес к губам и поцеловал ее, как его учили. Засунув в кожаную котомку, принадлежавшую когда-то основателю Ордена тамплиеров Гуго де Пейну, облачение священника, объявленного вне закона Ордена Адаманта, он туго затянул завязки.
Командующий поднялся и отодвинул подушку башмаком. Дверь часовни открылась, и он вышел. «Вскоре, - сумрачно подумал он, - мне не придется заниматься этой тайной чепухой. Скоро я буду делать что пожелаю, черт бы побрал президента Питера Роубса и Галактический Конгресс». Саган подошел к видеоэкрану, сел перед ним. Цифровые часы на экране напомнили ему о тающих минутах.
- Слушаю, Оме, что случилось? Будь краток, у меня мало времени.
На экране появилось красивое лицо адонианца. Он был безукоризненно одет в моднейший и весьма дорогой вечерний туалет: черный камзол, белый галстук, жилет из переливающейся радужной ткани. Он сделал изящный жест, сопровождаемый сверканием драгоценностей.