Монтальбано велел старушке собирать вещи, он отвезет ее обратно к подруге в Монтелузу. Там придется пробыть несколько дней, на всякий случай. Айша грустно согласилась. Комиссар кое-как объяснил, что, пока она собирается, он заскочит в соседнюю табачную лавку, это займет не больше десяти минут.
Перед начальной школой, по пути в табачную лавку, собралась шумная толпа бурно жестикулирующих мамаш и плачущих детей. Двое полицейских, откомандированных в Вилласету из Вигаты, – Монтальбано их знал, – попали в окружение. Комиссар прошел мимо, купил сигарет, но на обратном пути любопытство взяло верх. Комиссар потребовал, чтобы толпа расступилась перед вовремя прибывшим на помощь стражем закона, то есть перед ним.
– Неужели вас отправили сюда из-за такой ерунды? – удивился один из полицейских.
– Нет, я здесь случайно. Что стряслось?
Мамаши, услышав вопрос, стали наперебой отвечать. В результате из их хора Монтальбано не понял ровно ничего.
– Тихо! – закричал он.
Женщины притихли, но малыши от испуга завопили еще громче.
– Комиссар, да это курам на смех, – принялся объяснять полицейский. – Кажется, вчера утром появился парнишка, который нападает на других ребят по дороге в школу, отнимает у них еду и убегает. Вот и сегодня утром та же история.
– Поглядите, поглядите, комиссар, – вмешалась одна мамаша, демонстрируя синяки под глазами одного из детей. – Мой сын не хотел отдавать ему яичницу, так и получил под глаз. Бедный ребенок!
Комиссар наклонился и потрепал по голове мальчишку.
– Как тебя зовут?
– 'Нтонио, – карапуз замялся, смущаясь, что из всех выбрали его.
– Ты знаешь того, кто украл у тебя яичницу?
– Нет, синьор.
– Кто-нибудь его узнал? – громко спросил комиссар. Хор ответил «нет».
Монтальбано наклонился к «'Нтонио».
– Что он говорил, чтобы ты ему отдал завтрак?
– Он не по-нашему говорил. Я не понял. Тогда он схватил мой ранец и открыл его. Я хотел отобрать, но он мне как вмажет! Забрал яичницу и сбежал.
– Продолжайте расследование, – приказал Монтальбано полицейским и ушел, чудесным образом сохраняя серьезный вид.
В эпоху, когда Сицилия была населена мусульманами, а Монтелуза носила имя Керкент, арабы отстроили на окраине городка квартал, в котором никого, кроме них, не было. Когда мусульмане бежали, в их домах поселились монтелузцы, и название квартала переиначили по-сицилийски: Рабато. Во второй половине нашего века здесь случился страшный оползень. Немногие уцелевшие дома были наполовину разрушены, перекошены, в общем, едва сохраняли равновесие. Арабы, вернувшиеся на сей раз в роли городской бедноты, снова заняли их, заменяя недостающую черепицу жестяными листами, а разрушенные стены – картоном.
Сюда Монтальбано привез Айшу с жалким собранным ею узлом. Старуха в благодарность обняла и расцеловала «дядю», как она продолжала его называть.
Было уже три часа, а Монтальбано так и не поел, и в животе у него уже урчало. Он зашел в ресторанчик Сан-Калоджеро и сел за столик.
– Найдется что-нибудь поесть?
– Для вас – всегда, комиссар.
В этот самый миг он вспомнил про Ливию. Она совершенно вылетела у него из головы. Монтальбано бросился к телефону, на бегу лихорадочно подыскивая себе хоть какое-нибудь оправдание. Ливия говорила, что приедет к часу. Наверняка она уже рвет и мечет.
– Ливия, дорогая.
– Я только что вошла, Сальво. Самолет задержался на два часа, даже ничего не объяснили. Ты волновался, дорогой?
– Еще бы не волновался, – бесстыдно соврал Монтальбано, чувствуя, куда ветер дует. – Звонил домой каждые пятнадцать минут, и никто не поднимал трубку. Вот недавно позвонил в аэропорт Пунта-Раизи, и мне сказали, что рейс задерживается на два часа. Только тогда наконец успокоился.
– Прости меня, милый, я не виновата. Когда ты приедешь?
– Как назло, прямо сейчас не могу. Я в Монтелузе, совещание в самом разгаре – продлится еще не меньше часа. Потом сразу поеду к тебе. Ах да – сегодня мы ужинаем у начальника полиции.
– Но мне даже нечего надеть!
– Пойдешь в джинсах. Поешь – наверняка Аделина что-нибудь приготовила, посмотри в духовке или в холодильнике.
– Да ладно, я подожду, поедим вместе.
– Я уже перекусил бутербродом, так что не голоден. До скорого.
Он вернулся за столик, где его ждали полкило хрустящих жареных султанок.
Утомившись с дороги, Ливия прилегла. Монтальбано разделся и лег рядом. Стоило им поцеловаться, как Ливия отодвинулась и принялась изводить его попреками:
– От тебя пахнет чем-то жареным.
– Ну еще бы. Представляешь, битый час допрашивал одного типа в закусочной.
Они занимались любовью не торопясь, зная, что времени у них в избытке. Потом сидели на кровати, облокотившись на подушки, и Монтальбано рассказывал ей об убийстве Лапекоры. Чтобы развеселить Ливию, он поведал, как приказал арестовать мать и дочь Пиччирилло, столь обеспокоенных своей репутацией. Рассказал и как купил бутылку вина бухгалтеру Куликкье, потому что свою тот выронил возле трупа. Вместо того чтобы рассмеяться, как он надеялся, Ливия холодно посмотрела на него.
– Ну ты и говнюк.
– Прошу прощения? – переспросил Монтальбано с надменностью английского лорда.
– Говнюк и настоящий мужчина-шовинист. Срамишь двух этих несчастных женщин, а бухгалтеру, который не постеснялся кататься в лифте вместе с трупом, покупаешь вино. По-твоему, это не значит вести себя как последний дурак?
– Перестань, Ливия, не ставь все с ног на голову.
Но Ливия не переставала. Успокоить ее удалось только к шести часам. А чтобы ее отвлечь, Монтальбано рассказал о мальчугане из Вилласеты, который крадет школьные завтраки у других таких же ребятишек.
И на сей раз Ливия не рассмеялась. Даже погрустнела.
– В чем дело? Опять я ляпнул что-то не то?
– Нет, просто я подумала о бедном ребенке.
– Которому подбили глаз?
– Да нет же, о другом. Наверное, он изголодался и совсем отчаялся. Ты сказал, он не говорит по-итальянски? Конечно, его родители – приезжие, им туго приходится. А может, его бросили.
– Господи! – Монтальбано вдруг осенило. Он вскрикнул так громко, что Ливия подскочила на кровати.
– Что с тобой?
– Господи! – повторил комиссар, выпучив глаза.
– Что я такого сказала? – встревожилась Ливия.
Не отвечая, Монтальбано ринулся к телефону в чем мать родила.
– Катарелла, быстро оторви задницу от стула и позови Фацио. Фацио? Я хочу, чтобы самое большее через час вы все, повторяю – все, были в комиссариате. Если кого не будет, вам не поздоровится.
Он положил трубку и набрал другой номер.
– Господин начальник полиции? Это Монтальбано. Мне стыдно вам это говорить, но сегодня я прийти не смогу. Нет, Ливия тут ни при чем. Все дело в работе, я потом доложу. Завтра к обеду? Прекрасно. И извинитесь за меня перед синьорой.
Ливия встала, требуя объяснить, почему ее слова вызвали такую бурю.
Вместо ответа Монтальбано потянул ее обратно в постель. Его намерения не оставляли сомнений.
– Разве тебе не надо через час быть в комиссариате?
– На четверть часа раньше, на четверть часа позже…
В кабинет Монтальбано, который вряд ли можно назвать вместительным, втиснулись Ауджелло, Фацио, Торторелла, Галло, Джермана, Галлуццо и Грассо, поступивший на службу меньше месяца назад. Катарелла стоял в дверях, чтобы не пропустить телефонный звонок. Монтальбано появился в компании Ливии. Она не хотела с ним ехать: