— Несомненно. Есть еще другие лаборатории, изучающие связь между парадоксальным сном и памятью, но их результаты не особенно убедительны.
— А как насчет взаимоотношений между парадоксальным сном и сновидениями у человека?
— Если бы вы были на конгрессе в Венеции, вы бы узнали, что это стало там предметом бурных дискуссий. Ведь некоторые психологи считают, что сны снятся во всех фазах сна…
— Значит, старина Зигмунд Фрейд был не так уж не прав! — усмехнулся он.
— Знаете, все это меня уже больше не интересует. Я не верю больше в связь между субъективным и недостаточно четко определенным феноменом, таким, как сновидение, и изменениями электрической активности головного мозга. Это две разные вещи.
— Но позвольте, вас что, не интересует больше та теория, о которой вы мне недавно рассказывали? Это ведь было в прошлый понедельник, то есть всего неделю назад. Вам это не кажется несколько странным?
— Ничего нет странного в том, чтобы признавать свои ошибки. Так поступают все ученые. Теперь ясно, что отдых в Монтегротто или эти фанги — что-то открыло мне глаза.
— Выпейте еще пива, вас ведь мучает жажда. Вы заснули возле бассейна под палящим солнцем. Надо провести регидратацию.
Это было пиво знаменитой марки, очень свежее, и я выпил еще. И ощутил какую-то необычайную легкость, почти эйфорию…
— А в вашей лаборатории часто бывают иностранные стажеры? — продолжил Людвиг.
— Конечно. Всех стран и наций.
— Но некоторые из них могут особенно заинтересоваться вашей теорией программирования, ведь она такая интересная, передовая, если даже вы сами и считаете ее недостаточно доказанной.
— Вряд ли. Во всяком случае, американцам и японцам она неинтересна — слишком сложная. Похоже, этим больше интересуются русские. Я представлял свою теорию на симпозиуме в Ленинграде в 1974 году, так она там вызвала скандал.
— Ну, тогда, понятное дело. Но ведь теперь-то…
— Некий москвич Сергей весьма заинтересовался и как следует разобрался в моей теории. И еще один молодой немецкий исследователь, Ганс Л., из Галле, что неподалеку от Лейпцига. Но это интерес чисто теоретический. Невозможно проверить мою теорию на человеке, пока у них нет некой молекулы.
— Молекулы! Какой такой молекулы?
— Таинственной молекулы, способной, согласно моей теории, депрограммировать мозг крысы.
— Вы что, открыли такую молекулу?
— Конечно нет, и даже если бы и открыл, они не смогли бы ее отыскать.
— Еще пива, дружочек?
Что-то это пиво было слишком уж крепкое, у меня даже голова закружилась.
— Так как же эту молекулу отыскать в вашей лаборатории, если она не существует?
— Да все это не имеет никакого значения! Я вас умоляю…
— Но ведь это вещество могли украсть из лаборатории.
— Невозможно. Оно всегда при мне.
— Но его могли украсть у вас!
— Может быть. У меня дома была одна странная кража. Может быть…
— Вы видели Сергея после этой кражи?
— Да, на физиологическом конгрессе в Санкт-Петербурге, вместе с Гансом А. Этот Ганс — очень сильный ученый.
— Он тоже работает со сном?
— Да, он, похоже, разработал чрезвычайно миниатюрную систему регистрации электрической активности головного мозга у человека с помощью микрочипов. Но, в любом случае, результаты, полученные на крысе, не могут быть перенесены на человека!
— Итак, не существует способа депрограммировать человека?
— Разумеется, нет! Это интересная гипотеза, но она недоказуема. Она больше меня не интересует.
— А что же вы теперь собираетесь изучать, после того как вы сами взорвали вашу теорию?
— Я буду серьезно изучать правдивость гороскопов.
— Так-так-так… Вы, значит, верите в гороскопы? Вы думаете, есть связь между сновидением и предсказаниями?
— Нет, но я верю в существование предостерегающих снов. Это захватывающе интересный предмет для исследований.
— Но это же совершенно другая проблема!
— Кто знает…
Мне не хотелось больше болтать, и я отказался от второй кружки.
— А здесь, в Монтегротто, вы видите сны? — спросил Людвиг.
— Конечно. Но какие-то очень странные, сны-ребусы, но не вещие. А вы, дорогой коллега?
— А я вообще почти никогда не вижу снов, что очень обидно для австрийского психиатра!
Людвиг надолго замолчал.
Похоже, я и вправду перебрал пива.
Он пристально глядел на меня через очки.
— А вы уверены, что русские не раздобыли вашу молекулу? — вдруг спросил он.
— Конечно, абсолютно. Нет! Не знаю…