— Взгляни на это следующим образом. Поскольку ты веришь в существование фокальной точки, ты определенным образом реагируешь на нее, она для тебя реальна и формирует мир таким, каким ты его видишь. Вера в простую фокальную точку влияет даже на твое поведение. Суди сам: если бы ты посмотрел в телескоп и увидел льва, бегущего к тебе по дороге, что бы ты сделал?
— Залез на дерево. — Спенс заинтересовался аргументами Аджани.
— Ну, например. Ты вообще можешь сделать что угодно, но не станешь говорить себе: «Никакого фокуса не существует, следовательно, не существует и льва».
— Это уж какая-то совсем дурацкая реакция!
— Разве? Но ты ведь именно так и относишься к Богу.
— Я так не думаю…
— Ну, хорошо. Тогда давай свое объяснение.
Спенс не отреагировал. Он упрямо смотрел вперед.
— Не буду. Это у тебя есть ответ на любой вопрос.
Аджани продолжал, как будто не услышал неуклюжую подначку Спенса.
— Бог встречает тебя на каждом шагу, Спенс. Подумай об этом. Там, в лагере, ты молился за маленького мальчика. Ведь он умер, а потом снова ожил. На Марсе ты должен был обязательно умереть, но ты выжил, выжил, несмотря ни на что. А потом и вовсе: некий не-человек очнулся от пятитысячелетнего сна, чтобы рассказать тебе о Боге. И после этого ты настаиваешь, что не видишь Бога и дел Его? — Аджани по-доброму улыбнулся. — Что еще Он должен сделать, чтобы достучаться до тебя? Что способно тебя убедить? Хочешь, чтобы камни завопили? — Он махнул рукой на усыпанную камнями дорогу.
В дискуссиях с Аджани Спенс обычно брал на себя роль оппонента, хотя в душе был согласен с другом. Чудесное воскрешение мальчика привело его к тем же выводам. Факт подействовал на него глубже, чем он мог признаться хотя бы Аджани. С того самого момента он почти ни о чем другом не думал. Он постоянно переживал чудо заново, рассматривая со всех сторон переход смерти в жизнь.
Эта реальность превзошла для него все ранее известные реальности. В нем словно забил живительный источник и разом изменил все его существо. Он увидел себя и весь мир такими, какими никогда раньше не видел. Воспоминания об этом буквально лишали его сил.
Возможно, именно поэтому он отстаивал свое неверие. Аджани прав — если бы он разрешил себе поверить, он стал бы другим человеком. Он просто цеплялся за последние клочки своего смятого натуралистического мировоззрения. Отказаться от него было нелегко. Большая часть его личности заключалась именно в этом холодном, лаконичном, словно созданном на компьютере видении вселенной.
Вопрос Аджани все еще звучал в его ушах. Он повернулся, чтобы ответить, еще не зная, что скажет, но уже чувствуя нарождающиеся слова в своем сердце. Он уже открыл рот, чтобы заговорить.
Порыв горячего ветра пронесся через все существо Спенса. Он мгновенно высушил его чувства, надежды, желания. Спенс увял под ним, как увядает трава под напором самума. Он сделал несколько слепых шагов, споткнулся, выронил сверток из рук и схватился за голову. Повернулся и посмотрел на Аджани широко раскрытыми глазами.
— Ари… Ари! — вскрикнул он и упал на землю без чувств.
Глава 14
… Когда Спенс очнулся, Гита придерживал его голову, склонившись над ним. Аджани поднес к губам Спенса воду.
— Пей. Только медленно. Вот, молодец!
Спенс сел. Голова дико болела, но в остальном он чувствовал себя вполне сносно.
— Я долго провалялся без сознания? — Он потер шею, покрутил головой, словно проверяя, хорошо ли она держится на плечах.
— Совсем недолго. Может, пару минут.
— Слишком жарко, чтобы идти пешком днем, — сказал Гита. Он говорил это с тех самых пор, как они вышли на дорогу. — Надо бы отдохнуть.
— Надо идти, — решительно ответил Спенс. — Может, попадется какая-нибудь попутка. Ты же говорил, что впереди город?..
— С вами случился солнечный удар. Это не шутка, доктор Рестон. — Смуглое лицо Гиты осунулось за последние дни.
— Действительно, пора отдохнуть. Гита прав. Днем идти слишком жарко. В сумерках будет легче.
Спенс, прищурившись, взглянул в небо. Раскаленный добела солнечный шар обрушивал на них яростные лучи. Возможно, друзья правы… солнечный удар.
Только было и еще кое-что. Он вспомнил, как позвал Ари, и она ответила, так что и теперь он чувствовал, как она — или кто-то еще — пытается связаться с ним.
Он перевел глаза на Гиту и Аджани. Перед глазами поплыли черные круги, и он пошатнулся.
— Точно, солнечный удар, — повторил Гита. — Плохо.
— Лучше отдохнуть, Спенс. Хотя бы пару часов.
Спенс кивнул, и они, сойдя с дороги, подошли к огромному раскидистому баньяну, чтобы прилечь в тени под его многочисленными узловатыми ветвями.
Спенс хлебнул еще воды и некоторое время сидел, обхватив голову руками. Далеко на севере пейзаж плыл в раскаленном мареве, как изображение на волнуемом ветром экране. Раньше он не обращал на жару внимания, а теперь вдруг начал остро ощущать ее.
Гита устроился у подножия баньяна, сдвинул тюрбан на лоб и вскоре захрапел. Среди переплетенных стволов дерева жужжали и сновали мухи, их тихий гул навевал дремоту. Спенс почувствовал, как напряжение отпускает его. Он прислонился к прохладной коре одного из бесчисленных стволов дерева, вытянул ноги и расслабился. Некоторое время он посидел так, прислушиваясь к храпу, мухам и птичьим крикам, и позволил себе заснуть.
Когда он проснулся, солнце стало оранжевым и клонилось к горизонту. Гита продолжал храпеть, рядом ровно посапывал Аджани. Мухи по-прежнему жужжали в ветвях, а птицы стали орать даже громче. Но был еще какой-то звук…
Спенса явно что-то разбудило, и он пока не мог понять, что именно. Стараясь не шевелиться, посидел, вслушиваясь в тишину леса. Звук повторился — приглушенное фырканье и шорох. Что-то большое двигалось через подлесок. Снова все стихло, а потом шорох послышался уже дальше. Спенс не был уверен, что именно эти звуки разбудили его.
Он встал и вышел на дорогу. Прислушался, а потом пошел вперед. Чувства удивительным образом обострились, и Спенс не мог отделаться от ощущения, что он непременно должен отыскать источник загадочных звуков. Он оглянулся. Аджани и Гита спали под деревом. Спенс тряхнул головой и решительно зашагал вперед.
За холмом дорога спускалась в узкую долину. Уже миновав вершину холма, Спенс краем глаза заметил какое-то движение в зарослях у обочины. Он остановился и хотел присмотреться, но там уже никого не было.
Спенс не знал, что погнало его на поиски, не знал, что именно ищет, но был твердо уверен, что людей поблизости нет. Он совсем не думал о возможной встрече с какими-нибудь злоумышленниками, хотя здесь, на дороге, вероятность такой встречи была достаточно велика.
Спенс замедлил шаг и пригнулся, стараясь стать как можно менее заметным. Внутренний голос, отчетливо побуждал двигаться дальше, но с осторожностью. Впрочем, он и не собирался шуметь.
Он сошел с дороги в кусты. По краям заросли образовывали, казалось, непроходимую стену. Звуки теперь доносились именно оттуда: шелест листьев, треск веток, сопение, похожее на приглушенный шум работающего двигателя… Внезапно все стихло.
Замер и Спенс. Он довольно долго стоял, пригнувшись, и вглядывался в густые заросли. При этом он чувствовал внимательный ответный взгляд. Кто-то, так же как и он, старался высмотреть, кто там ходит по дороге.
Послышались приглушенные шаги. Некто двигался к нему. Кусты прямо перед ним слегка качнулись, из-за них выползло что-то длинное и серое. Спенс шарахнулся назад. В ту же секунду тот, кто прятался в кустах, тоже отпрянул.
Но даже в испуге он успел разглядеть розовый… нос? и две ноздри.
Спенс наклонился, нарвал большой пучок травы и снова вышел на дорогу. Он уже не таился. Наоборот, громко позвал:
— Симба! Иди сюда! Ко мне!
Несколько секунд ничего не происходило. Он повторил призыв и вытянул вперед руку с травой.
Раздалось тихое фырканье, кусты закачались и раздались в стороны; из них вышла большая серая слониха. Постояла, а потом направилась к Спенсу, медленно, осторожно, потряхивая хоботом. Двигалась она с тяжеловесной грацией, качая из стороны в сторону огромной головой и хлопая ушами. Увидела траву в руках Спенса. Хобот качнулся, потянулся к угощению.