Песнь лилась бесконечно, волны звуков то затихали, то нарастали, накатывали на Лафайета со всех сторон, бились о него, как морской прибой. Такова была эта мелодия: зловещие звуки, напоминавшие стоны, повторялись вновь и вновь.
Вон из мира!
Вон и вниз…
Навечно из честного Таллатлона уберись…
Казалось, что певцы разевали рты беззвучно, как рыбы в воде, а завывающая мелодия возникала сама собой, и звуки ее то нарастали, то стихали с неизменным постоянством. Лица приобретали неясные очертания, сливались вместе.
На веки вечные, Пришелец, исчезни, Исчезни, пришелец, Из Таллатлона честного…
Слова теперь доносились как бы издалека. Огни померкли и, мигнув, пропали. О'Лири больше не видел лиц певцов, не чувствовал под ногами плетеного пола. Оставалась лишь песня, ощутимая сила, которая захватила его, подняла и вынесла в неосвещенные глубины. Потом она затихла, истощилась, стала призрачным эхом, затерявшись в кромешной тьме, в бесконечности абсолютной пустоты.
Лафайет таращил глаза в чернильную черноту, делая движения, отдаленно напоминавшие гребки пловцов. Вдали появилось нечто слабо светящееся, приблизилось, описав огромную спираль, выпучило на него глазищи шириной в ярд и ушло во тьму по спиралеобразной траектории.
— Как попасть наверх? — спросил Лафайет, но не услышал ни звука. Он понял, что фактически у него нет ни рта, ни языка, ни легких.
— Боже милосердный! Я не дышу!
Казалось, что мысль рванулась вперед и повисла в пространстве, загоревшись, как неоновый знак. Другие обрывки мыслей начали кружиться вокруг него, как обломки, плавающие у мельничного колеса:
…А — опять пра-астак из умбы-юмбы…
…попробуй дать гудок, а лучше сосчитай всех простофиль…
…сказал ему, чтобы упал замертво, дрянь…
…иими-уими-скуими-пип-пип…
…так я ему и говорю…
…направо, так, так держать!.. не двигайся…
…ЭЙ… У МЕНЯ НА НОМЕРЕ ДВЕНАДЦАТЬ БРОДЯЧЕЕ ПРИВИДЕНИЕ!
…льстивый парми, болтливый ниффли, уики скуики…
…ау, пойдем, крошка…
…ЭЙ — ВЫ — УСТАНОВИТЕ ЛИЧНОСТЬ!
…пум-пум-пум…
…тогда я поднимаюсь к нему, а он ко мне, а я к нему…
…ПРИВЕТ, НАРК ДЕВЯТЫЙ! У МЕНЯ ЧИТАЕТСЯ ПРИВИДЕНИЕ В ОБЛАСТИ ДВЕНАДЦАТОГО КАСКАДА.
— УГУ. Я ЗАКОНЧИЛ СЧИТКУ. ПРОСТО МУСОР. СБРОСЬ ЕГО, БАРФ ПЕРВЫЙ.
— ОСТОРОЖНО! Я ПОДОБРАЛ КАКОЙ-ТО ОБЪЕКТ НА КАСКАДЕ НОЛЬ-ШЕСТЬ-НОЛЬ, НАРК ДЕВЯТЫЙ. ВОЗМОЖНО, БРОДЯГА.
…НИК-НИК-НИК…
— СБРОСЬ ЕГО, НАРК ПЕРВЫЙ. НАМ НУЖНО УПРАВЛЯТЬ ТРАНСПОРТОМ, ПОМНИ!
— ЭЙ, ТЫ! ДАЙ МНЕ ОБЪЕКТ НА ШЕСТЬ-НОЛЬ, А ТО Я СБРОШУ, ЧИТАЕШЬ?
Нечто напоминающее путаницу из светящихся проволочных вешалок для одежды целенаправленно подплыло к О'Лири и зависло, медленно вращаясь.
— Похоже на бестелесную мигрень, — сказал он. — Интересно, пройдет ли, если я закрою глаза… если бы они у меня были…
— О'КЕЙ, ТАК ЛУЧШЕ. А ТЕПЕРЬ ДАВАЙ СЪЕДИМ ЭТОТ ЛИШНИЙ НОМЕР.
— Раз у меня нет глаз, стало быть, я ничего не вижу, — решил Лафайет. — И все-таки на меня надвигаются какие-то видения… и мой мозг их перерабатывает в зрительные и звуковые образы. Но…
— ОТВЕЧАЙ МНЕ, ЧУДО!
— Кто, — спросил Лафайет, — я?
— ЗАМЫКАЙ НА УРОВНЕ А! ЛИШНИЙ НОМЕР, СКОРЕЕ. У ТЕБЯ ТРАНСПОРТ ДАЛ ЗАДНИЙ ХОД, ПО ШЕСТИ ГЕКЗАМЕТРАМ НА ДЕВЯТИ УРОВНЯХ!
— Кто вы? Где вы? Где я? Выведите меня отсюда! — закричал Лафайет, изгибаясь, чтобы осмотреть все вокруг.
— КОНЕЧНО, КАК ТОЛЬКО ДАШЬ МНЕ ЛИШНИЙ НОМЕР, НА КОТОРОМ МОЖНО ЗАМКНУТЬСЯ!
— Я не знаю, что такое лишний номер! Похоже, что я плаваю в каком-то супе из светящегося алфавита. Не суп, а алфавит, вы понимаете…
Из тьмы возник человек; в плавном падении он вплотную приблизился к Лафайету. Одет он был в нечто напоминающее трико с блестками и светился зеленоватым светом. Лафайет кинулся навстречу с радостным криком. Слишком быстро! Он сдержался, чтобы избежать столкновения, краем глаза заметил испуганное лицо, которое повернулось, чтобы рассмотреть его перед вступлением в контакт.
Толчка не было, было лишь ощущение, что ты нырнул в облако кружащихся частиц, затянутый вздымающейся силой…
— Две дюжины чертей, пляшущих на турецком барабане! — прорычал незнакомый голос.
Свет и звук взорвались над О'Лири. Он уставился на пластиковую табличку, прикрепленную к запястью мужчины. На ней была выбита надпись:
ЛИШНИЙ НОМЕР 1705 ПОСЛЕДНИЙ ШАНС, ЧУДО! УХОЖУ… УХОЖУ…
— Лишний номер — одна тысяча семьсот пять! — выкрикнул О'Лири.
Откуда-то появился гигантский невидимый крюк, подцепил его сзади за шею и швырнул через Вселенную.
Когда голова Лафайета перестала вращаться, он обнаружил, что стоит в камере размером не больше лифта. Стены, потолок и пол мягко светились молочным светом. Со стены мигал красный свет. Раздался тихий смешок. Панель перед ним открылась, как вращающаяся дверь, в большую бледно-зеленую комнату с полом, застланным ковром. Потолок был звукопоглощающий. За письменным столом сидела безупречно ухоженная женщина неопределенного возраста. Она очень хорошо выглядела, несмотря на бледно-зеленые волосы и полное отсутствие бровей. Женщина строго взглянула на него, указала на стул, нажала кнопку на столе.
— Трудно пришлось? — спросила она тоном делового участия.
— А-а… слегка, — вежливо ответил Лафайет, осматривая комнату, обставленную легкими стульями, пальмами в горшках, увешанную эстампами на спортивную тему. Мягко работали кондиционеры.
— Вам нужны носилки или вы в состоянии передвигаться сами? — живо спросила зеленоволосая секретарша, когда Лафайет шагнул в комнату.
— Что? А-а, понимаю, вы имеете в виду мое перевязанное крыло. Оно уже не так меня беспокоит, благодарю.
Женщина нахмурилась: