— Да. Думаю, лучше тебе дать мне его, пока никто другой не прослышал об этой информации.
Я записал номер и положил бумажку возле аппарата, чтобы сразу же позвонить.
— Ты придешь завтра и мы подпишем контракт? — спросил я.
— Да, только давай не слишком рано. Я планировала в кои–то веки отоспаться.
— Хорошо, тогда где–нибудь в середине дня. А теперь, могу я тебе довериться?
— Конечно. Разве я не сообщила тебе свежие сплетни про П.У.?
— Вот почему я и прошу твоего совета. Речь идет о том, кто займет место Джеймса, когда я уйду. Вот какая у меня идея, но выслушай, прежде чем что–то сказать. Это очень важно для меня…
Первая встреча. Томми приехал в мой офис ровно в 11 утра — я был рад этому, поскольку день обещал быть насыщенным, а мне хотелось разобраться со всеми проблемами до Рождества. Сперва я даже не узнал его. Мы не виделись около двух недель — с того дня, когда я приходил к нему; мы лишь пару раз поговорили по телефону. Он провел недельные каникулы — если это подходящее слово — в санатории и записался на реабилитационную программу; я им гордился.
— Томми, — сказал я, посмотрев на него, когда он вошел в кабинет, настолько очаровав по дороге мою секретаршу, что та забыла даже сообщить мне о его приходе. — Что ты с собой сделал?
Волосы у него были коротко подстрижены и торчали клочками на французский манер, контактные линзы он сменил на элегантные круглые очки в тонкой и бледной роговой оправе. Он был одет в легкий светлый костюм и выглядел здоровее, чем когда бы то ни было прежде.
— Я решил немного замаскироваться на улице, — сказал он. — Все равно меня скоро забудут.
— Да, разница существенная, — сказал я; его новый образ взрослого человека произвел на меня впечатление. — Ты выглядишь гораздо лучше. Это для роли?
— Нет, для себя, — улыбнулся он. — Как будто я могу получить роль прямо сейчас. Ты представляешь, какие взносы за мою страховку придется платить?
— Вот так сразу — вряд ли, — сказал я, указав на кресло напротив. — Но поверю тебе на слово. Присаживайся. Я попрошу принести кофе.
— Мне — чай, — ответил он, когда я нажал кнопку интеркома и попросил принести напитки. — Ну, — продолжил он, мимоходом оглядываясь по сторонам, — местечко выглядит не слишком празднично. Ты кто — Скрудж или что–то в этом роде?
— Я — Дух Прошлого Рождества[114], — сказал я. — Но у меня не хватило времени на рождественские декорации. Не вижу в этом смысла. Годы проходят так быстро, все они сливаются в один.
— И их так много, верно? — спросил он меня с усмешкой. Я понимал, что он все еще скептически относится к тому, что я ему рассказал, но знал, что он все же отчасти поверил мне: теперь он немного нервничал и старался соблюдать дистанцию, что было на него совсем не похоже.
— Немало, — признал я. — Как там Андреа? — Меняя тему, я понимал, что, однажды поведав ему всю историю, больше не хочу повторяться. За 256 лет он стал единственным человеком, которому я все рассказал, и я осознавал, что пройдет еще немало времени, прежде чем я заговорю об этом снова. Он может верить или нет — это его право.
— Она огромная, — засмеялся он. — Должна родить со дня на день. Она ужасно боится, что это случится завтра.
— Да, она мне об этом говорила, — сказал я. — Ну, время покажет.
— Знаешь, мы думаем пожениться, — сказал он. Я с некоторым удивлением посмотрел на него:
— В самом деле?
— Пока просто прикидываем. Она здорово поддержала меня в последние месяцы. Мы сказали себе, что если надумаем жениться, подождем год, а потом уже все решим и оформим отношения. На всякий случай. Мы не хотим это делать просто ради ребенка.
— Звучит разумно, — сказал я. Я взял со стола пресс–папье и принялся разглядывать его, не решаясь перейти к делу. Одна из немногих вещей, что путешествовали со мной повсюду: я украл его в Дувре в 1759 году и с тех пор оно всегда со мной. — Томми, — сказал я, внезапно меняя тему. — Я хотел с тобой поговорить.
— Я догадался, — сказал он. — Ты был очень настойчив.
— Ну, это в общем–то не так срочно, — сказал я. — Но я хочу кое–что выяснить. Прежде всего — каковы твои планы на будущее? Или ты все еще в раздумьях?
Он громко вздохнул и посмотрел по сторонам, точно я спросил его о смысле жизни.
— Не знаю, — ответил он после долгой паузы. — Честно, не знаю.
— Шоу не собирается принимать тебя обратно? Теперь, когда ты привел себя в порядок?
— Нет, — покачал головой он, — определенно нет. Публику уже не интересует, что я вышел из игры. У меня контракт на две недели работы, так что в итоге они–таки наградили меня раком яичка. Собираются меня прикончить. Это произойдет быстро и болезненно.
— Какая жалость, — сказал я; мне хотелось как–то утешить его.
— В общем, всегда оставалась вероятность, что болезнь вернется, — печально сказал он. — Мы были готовы к этому. Что тут поделаешь? Это случится быстро — я вернусь из Америки после трехмесячных каникул и прямиком в госпиталь, где протяну достаточно, чтобы узнать, что Тина ждет от меня ребенка, и завести романчик с медсестрой, которая пару недель спустя уволится и станет барменшей в местном пабе, как это обычно и бывает. Они надеются сделать из нее новую Сэнди Брэдшоу.
— Вот как? — Я едва слушал его. — Ну так что ж — конец главы, я полагаю.
— Девять долгих лет.
— Тогда романа. Ничего. У каждого хорошего романа есть эпилог, и у тебя он будет. А что говорит твой агент? Есть для тебя роли? Ты удивишь нас всех и восстанешь, как феникс из пепла?
Он засмеялся и покачал головой.
— Для меня еще долго не будет никаких ролей, дядя Мэтт, — сказал он. — Я стал практически нетрудоспособным. Мне еще повезет, если в этом году получу работу в уличной пантомиме. Это меня, блядь, просто бесит, потому что я хороший актер.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я.
— И я знаю этот бизнес как никто другой. Невозможно полжизни заниматься чем–то и не разбираться во всех аспектах этого дела, — сказал он, пожимая плечами. — Я не знаю, что делать.
— Ну… — Я поставил чашку на стол и подался к нему. — Вот об этом–то я и хочу с тобой поговорить. О работе. Мне кажется, у меня кое–что для тебя найдется.
— Я не нуждаюсь в благотворительности, дядя Мэтт, — сказал он, и я не мог удержаться от беззвучного хохота, учитывая тысячи фунтов, которые давал ему в последние годы, по глупости финансируя его вредные привычки. Тогда он не придерживался столь высоких моральных принципов.
— Это не благотворительность, — ответил я. — Мне нужен человек, и я подумал, что ты можешь справиться с этой работой. Я так считаю, во всяком случае. Я немного рискую, но ты всегда говорил, что прекрасно знаешь изнанку телевизионной индустрии. Скажи мне, Томми. Ты действительно хочешь быть звездой или ты просто хочешь работать?
Он пожал плечами:
— Как я уже говорил. Я был звездой. Это меня уже мало интересует.
— Хорошо, — улыбнулся я. — Тогда время приниматься за работу. Как насчет того, чтобы управлять этим местечком?
Он моргнул и посмотрел по сторонам, словно бы не вполне понимая, о чем я.
— Каким местечком? — спросил он. — Ты хочешь сказать здесь, на станции?
— Да.
— Ты хочешь, чтобы я на тебя работал?
Я скривился.
— Можно и так сказать. Я все еще остаюсь акционером. Теперь — главным акционером, на самом деле. Я хочу, чтобы ты управлял этой компанией. Изо дня в день. Принятие решений. То, чем занимался Джеймс Хокнелл. То, чем я занимаюсь сейчас. Что скажешь?
Похоже, он изумился, но так и должно быть, поскольку я сделал ему необычное предложение.
— Ты серьезно? — спросил он, и я кивнул. Он разразился смехом. — Ты действительно считаешь, что я справлюсь? — добавил он уже спокойнее.
Честно говоря, я не был в этом уверен, но не собирался говорить ему об этом. Я доверял ему. И верил в то, что он и в самом деле знает этот бизнес.
— Думаю, справишься, — сказал я. — Да, и вот еще что…
— Да?
— Ли Хокнелл.
— А… — Томми в некотором замешательстве кивнул. Упоминание о Ли вызвало воспоминания о его передозировке.
— Я тут поболтал с ним недавно, — продолжал я. — Он больше не занимается тем давним делом, слава богу. Твоя небольшая стычка со смертью немного напугала его, полагаю. Но я предложил ему работу штатного сценариста. Что ты об этом думаешь?