— Я действительно видел какие-то шалаши. У нас в Европе в них не захотели бы жить и собаки. Метрах в пятистах оттуда я встретил группу женщин, человек двадцать. У них был довольно жалкий вид. Заметив меня, они быстро собрали страусовые яйца, штук по десять каждая, уложили их в сетки и панически пустились наутек. Я хотел их догнать и всячески успокаивал, но безрезультатно. Ни одна мне не ответила, и ни одна не хотела понять мои жесты. Когда я дошел до их хижин, яйца куда-то исчезли. Странно, но мужчин было всего несколько человек. Они смотрели на меня равнодушно, без враждебности. Но они тоже не понимали меня или не хотели понять. Пришлось вернуться.
— Вождь, — сказал тогда Зуга, — в этом краале живут бушмены. А женщины, которых ты встретил, несли в яичной скорлупе запасы воды. Нам бушмены воды не дадут, а яйца запрятаны так, что никто их не найдет. Однако это ничего не значит. Я сам сумею найти источник, и вы сможете напиться. Надо выйти до восхода солнца и отправиться к бушменам. Кто знает, быть может, когда они увидят, что вы такие же люди, как Дауд, и что вы не покупаете черных людей, они сами придут нам на помощь.
Проводник рассуждал правильно. Бушмены боятся набегов работорговцев и даже чужих бечуанов, поэтому они селятся далеко от воды или не говорят, где берут ее. Законный инстинкт самосохранения так развит у них, что они закапывают в землю сосуды с водой и разводят на этом месте костры. Когда им бывает нужно немного воды для личного потребления, они прибегают к довольно необычному приему. Но при их ограниченных возможностях и когда приходится быть постоянно начеку, им ничего другого не остается. Женщины укладывают в мешок или сетку штук двадцать — двадцать пять страусовых яиц, верней — пустую скорлупу. В этой скорлупе проделана дырочка, в которую можно просунуть палец. В скорлупах они переносят воду и хранят ее. Они отправляются к роднику, засыпанному песком, и руками разгребают ямку. Дойдя до твердого слоя, они берут полый тростник длиной сантиметров в семьдесят, прикрепляют к одному концу пучок травы и втыкают этим концом в яму. Когда это сделано, они ее снова засыпают песком, но так, чтобы верхний конец тростника оставался свободным. Через этот свободный конец они ртом втягивают в себя воздух до тех пор, пока через траву медленно, трудно, но начинает подниматься вода. А воду они изо рта, глоток за глотком, переливают в яичные скорлупы, но не сплевывая, а спуская по соломинке, и не через соломинку, а именно по соломинке, по ее наружной поверхности.
Каждый может убедиться, насколько превосходен этот способ, — стоит только попробовать наполнить водой бутылку, стоящую на некотором расстоянии от сосуда, из которого вода вытекает, или пустить струю вдоль какой-нибудь ветки, приставленной по диагонали к тому сосуду, который надо наполнить.
Когда запасы воды наконец набраны, женщины уносят их в крааль и тщательно закапывают. Пусть явится неприятель или чужеземец — он сможет разграбить все село и обыскать всю округу, но воды не найдет. По этому поводу рассказывают характерную историю, показывающую, что для бушмена недостаток воды является первостепенным средством самозащиты.
Однажды в бушменский крааль пришли умиравшие от жажды бечуаны и попросили воды. Бушмены ответили, что воды у них нет, потому что сами они никогда не пьют. Бечуаны, убежденные в том, что их обманывают, решили разоблачить этих негостеприимных кочевников. Они караулили денно и нощно, совершенно погибая от жажды, но надеясь, что в конце концов вода все-таки выйдет из своего укрытия. Несмотря на все свое упорство, они через несколько дней отчаялись добиться успеха.
— Як! Як! — кричали они в ужасе. — Надо поскорей удирать отсюда! Это не люди!
А бушмены обманывали своих бдительных, но непрошенных гостей и каждый день пили воду из своих подземных запасов.
Не стоит слишком распространяться о тех новых муках, какие претерпели наши несчастные путешественники, прежде чем добрались до крааля, открытого Альбером. Скажем только, что они шли, верней тащились, пятнадцать мучительных часов почти не останавливаясь. Они понимали, что если остановятся на более или менее продолжительное время, то у них не будет сил снова подняться.
Мастер Виль больше чем когда бы то ни было проклинал свою сумасшедшую затею и свое честолюбие и уже тосковал по скромной должности, которую занимал в Нельсонс-Фонтейне. Теперь это уже был не самоуверенный, подталкиваемый радужными надеждами сыщик, чьему имени предстояло вскорости прогреметь вплоть до самой метрополии. Теперь он охотно согласился бы снова подставить себя под шуточки коллег, лишь бы ему дали вернуться в их среду. Да что там — за стакан воды он, Вильям Саундерс, сам пошел бы выполнять теперь все работы вместо с разными проходимцами, приговоренными к принудительным работам.