Привычная дорога домой, снова пустая постель. Круг замкнулся.
Утро слепило светом в обветшалое окно. Я занимаю мансарду на втором этаже ресторана, что прилип к большому корпусу милосердия, постоянный больничный запах перемешивается с запахом жареных крабов и сдувается соленым ветром Серого моря. Голубые рамы облупились и посерели снаружи, внутри сияя своей болезненной синевой. Занавеска колышется, узорчатыми белыми розами касаясь моего лица. Так хочется зарыться лицом в подушку и продолжать спать. Перевернулась лицом вниз и застонала. Больше некому будить меня, лишь шум громыхающей посуды снизу и треск артефакта, - единственные ласковые руки, пробуждающие с утра. Солнце было не частым гостем в наших краях, морской бриз несет муссоны, неделями могут лить дожди. Заводской смог часто портит воздух, висит непроглядными туманами, мешающими жить порядочным магам. Сложное время для свободного волшебника.
Из горла вырвался стон, сильно потянулась и резко вскочила. Стянула с кровати штаны, белье и кофту со стула, мокрые ремни вывесила прямо в окно, борд, надежно спрятанный под половицей достала. Осталось скачать энергию в накопители и можно идти за яблоками. Одевшись, выбрала самую большую корзинку и вышла вон.
- Эхей, привет Юна! Чудный день! - кричала приветственно хозяйка Майла, скромная владетельница первого этажа. Розовощокая пепельнокудрая Майла была почти что крестная. Она часто оставляла мне еду, переживая, особенно после смерти отца.
- Майла, прекрасная погода, ты сияешь как солнышко! - улыбнулась ей в ответ и помахала рукой. Путь мой лежал на рынок, а точнее в темный переулок, где работал ловкач. Петер Ловкач, как его прозвали копьеносцы, был последним, кому можно было безопасно продать энергию молний, не боясь, что окажешься в застенках корпуса безопасности. Я прошла вдоль улицы, пожухлые клумбы, так любимые метстными, воспряли от долгой спячки, радуясь вышедшему солнцу, фасады невысоких домов приветливо блестели вывесками и грязными окошками. Вон лавочник Тред, метет кусок тротуара у магазина, отгоняя мух пылью. А вот портняжная лавка, миссис Толленвер уже сидит на скамейке, придирчиво осматривая меня с ног до головы, в очередной раз недовольная моими темными штанами и незастегнутым вырезом рубашки, вот снобка. Киваю всем уже на автомате, одинаковый, до сводящей боли в зубах, ритуал, повторяется часто.
- Миссис Толленвер! - кричу ей.
Айда Толленвер поджимает губы и неохотно опускает голову, придерживая свою полосатую шляпку.
Ускоряюсь, минуя бакалею, аптеку и цветочницу Мирну.
- Держи лютик, Юна, улыбнись! - кидает вдогонку она и вручает короткий синенький цветок, не дожидается пока возьму его и сует в пуговичную петлицу, улыбается игриво и отбегает.
- Денёк, Мирна! - Все-таки улыбаюсь ей, не хочу обижать, продолжаю путь.
Рынок начинается внезапно, вот торговцы рыбой, стоят по одному, прямо на земле раскинув уже подвявшую, источающую душок, рыбу, не проданную ранним утром, появляются телеги с деревенской снедью: курами и домашними сырами. Начинаются прилавки, ор и толкотня стоит до полудня, скоро торг кончится. Присматриваюсь, как обычно, делаю вид , выбираю и тихонько заворачиваю в подворотню. Серая дверь и покошенный козырек над ней.
Стучу три, потом два и снова три. Скрипит засов, дверь со скрипом открывается, оборачиваюсь и смотрю по сторонам, чисто.
- Петер. - Тихо прохожу внутрь и ставлю пустую корзинку.
- Юна. Яблоки кончились. - сурово отвечает он. В его серых глазах не отражается ничего, ни отчаяния, ни грусти, просто спокойствие, какое-то обреченное. Жабо на груди заляпано сажей, серый жилет расстегнут, подчеркивая его худобу, а часы на цепочке щёлкают под пальцами в неуверенной руке.
- Но я с корзинкой. С Пустой корзинкой. Я не могу уйти без яблок. Сейчас, как никогда они нужны, Петер, пойми. - пытаюсь давить, знаю, что бесполезно, но попробовать стоит. Куда я пойду с десятком молний? Сразу в управу, доживать свои дни в камере?
- Извини Юна, мне перекрыли все лазейки, Леон закручивает гайки. Ты читала утреннюю газету?
Я вопросительно уставилась на него, его короткие волосы, почти невидные пугали местных, так было не принято, носили хотя бы до подбородка. Глаза устало прикрылись и он протянул мне развернутую на первой странице утреннюю Кадньюс. Выхватила нервно и прочла.