Но вдруг меняется пышущее благородством и отвагой лицо Мечислава, становится раздраженным и злым. Страшно Люцине. Никогда она не видела возлюбленного таким страшным, неприятным. Рот его кривится в нехорошей улыбке. Он вынимает пистолет. Офицер пристально глядит в глаза Люцине и медленно, ужасно медленно поднимает свой огромный пистолет… Люцина явственно видит черное, зловещее колечко дула, бугорок мушки и прищуренный глаз над ним… — Она в ужасе. Неужели любимый Мечик хочет убить ее…
— Езус коханый!..
Холодный пот мельчайшими капельками проступает на горячем лбу, становится душно. Не хватает воздуха. И вдруг слышится ясный, отчетливый голос отца.
— Оставьте шутки, поручик! Оружие может быть заряжено! Когда-то у нас в роте произошел несчастный случай!..
Мечик, не отвечая, продолжает целиться. Сердце Люцины готово разорваться… Скорее бы стрелял!..
И Мечик стреляет…
Дикий, ни с чем несравнимый грохот рвет барабанные перепонки.
— Ббб-а-а-а-х!!!
Она убита! Но труп Люцины еще некоторое время чувствует боль, нервы умирают не сразу. Будто иглой укололо в самое сердце. Это пуля, — явственно, с полным сознанием думает девушка, прислушиваясь, как вытекает кровь из сердца, ставшего пустым, обескровленным мешком…
Следом гремит еще выстрел. Снова боль в ушах от страшного сотрясения воздуха. Она куда-то летит, и… просыпается на полу спальни, а на нее сыпятся осколки стекла, штукатурка и потолочные лепные украшения, весь замок дрожит и слегка качается.
— Езус, Мария! Что за страшный сон, или наяву все это?!
Но Люцина слышит страшные крики людей. Еще и еще гремят взрывы, но уже не во сне, а наяву.
Старый замок дрожит и качается. Люцина вскакивает. Опять громыхает гул отдаленных взрывов. В воздухе монотонно-вибрирующий гул самолетов.
— Война!
— Немцы напали на Польшу!
Снова летят волны самолетов.
Люцина прислушивается к пугающим, необычным словам, набрасывает одежду. Что делать? Спрятаться? Бежать? Бежать некуда.
— Где же Мечик? Что делает в эту минуту он? Что делают рыцари белого орла? О, Мечик! Мечик!..
3. Начало конца
Серый рассвет.
Мечислав Сливинский дремал на диване. Он даже не сбросил с себя парадный мундир и сапоги: до того ли? Так и повалился, возвратившись домой из замка.
В ушах еще явственно звучит вальс, и губы еще чувствуют нежность других губ. Я счастлив… Боже, как я счастлив!.. Люцина! Ведь все сойдут с ума от зависти!
— Счастливый ты, Мечислав! — позавидует сам капитан, — мечтал летчик, представляя изумленные лица своих однокашников и друзей в момент, когда он торжественно объявит:
— Между прочим, господа! Я женюсь на Люцине Симон!
— Ты на Люцине!?! — недоверчиво произнесет Каэтан.
— На дочери своего шефа! — изумится Петринский.
— Ты сам черт, а не поручик! — похвалит капитан Квятковский.
— Я с тобой буду биться! — вызовет на дуэль вспыльчивый Войнаровский.
— Не может быть, — усомнится вечный скептик Тадеуш Витовский.
— Люцина — моя невеста! Ей-Богу, сойду с ума! Итак, завтра к старику… Он не откажет… Нет, он не откажет… Хорошо быть молодым, и дважды хорошо быть еще любимым!
Резко и настойчиво зазвенел телефон. Не спеша взяв трубку, Сливинский услышал возбужденный голос дежурного по полку:
— Господин поручик! Немедленно прибудьте на аэродром!
— Что за спешка, пан Сокульский?
— Война! Неужели пан поручик еще не знает, что немцы напали на Польшу?
— Война!?! — И в воображении Сливинского все существующее в природе и рожденное его воображением, потеряв свое постоянное место, весомость, формы, завертелось в бешеной чудовищной свистопляске.
— Война!!! А как же Люцина???
Наспех застегнув мундир и едва поправив портупею, поручик выбежал из дома, задумываясь:
— Может быть, это только обыкновенный пограничный инцидент?.. Неужели действительно война? Как это ужасно, и именно теперь… Не хотелось верить, хотя в кругу штабных офицеров в последнее время циркулировали упорные слухи, что война неизбежна. После ряда наглых домоганий и требований немцев чувствовалась нависшая угроза. Но кто мог думать, что так скоро?
Раннее сентябрьское утро. Ленивый туман повис над сонной землей и медленной Вартой. Еле вырисовывались силуэты домов. Затерявшись в тумане, громко, встревоженно кричат невидимые гуси. По пути встречались полусонные, сосредоточенные, спешащие мастеровые. Город еще спал и видел последние спокойные сны…
На западе гудели содрогающие землю отдаленные взрывы, когда Сливинский добрался до аэродрома. У поста, неловко улыбаясь, будто он повинен в свалившемся несчастьи, переминался с ноги на ногу молоденький часовой.