— Ну и…
— Мне надоело одиночное заключение. Выпустишь ли ты меня отсюда?
— Через несколько лет тебя ждет такая жизнь, о которой не смеет мечтать ни одна женщина подлунного мира… Итак, ты согласна?
Магда молча кивнула головой.
Японец довольно потирал свои маленькие руки.
— Теперь идем, Магда, я покажу тебе все свое учреждение.
Девушка, накинув чудесный, пестрый, пуховый жакет, взяла отца под руку, и они отправились на экскурсию по заповеднику. Магда удивленно рассматривала обезьяний поселок.
— Здесь интереснее, чем в зоологическом парке.
— Если ты вникнешь в суть…
— Если бы знал он, ее висбаденский компаньон!.. — подумала Магда, — он ведь интересовался когда-то подобными экспериментами.
Седые ученые, встретившись с Боно, поклонились ему. Шеф рекомендовал им.
— Моя дочь! Ассистент кафедры экспериментальной медицины.
— Очень приятно! — кланялись седовласые старцы, знакомясь. После прикосновения к их то сухоньким, то влажноскользким рукам, Магда отдергивала побыстрее свою руку — у нее оставалось чувство глубокой брезгливости. — Ни одного молодого лица, так же скучно, как в паноптикуме, — рассуждала она.
На дрессировочной площадке к ним приближался Жако.
— О Боже! Что за Квазимодо? Я никогда не могла представить подобного, очевидно, смерть оставила его, испугавшись сама, и сделала своим живым пугалом, — подумала она, рассматривая розовую маску, натянутую на живой, оскалившийся в вечном смехе череп. — Неужели ему приятна жизнь? Мне бы казалось, что будучи так обезображенным — лучше покончить с собой.
Жако понял, что испугал девушку и вместо приветствия произнес свое обычное извинение.
— Простите, фройляйн! Меня слегка царапнула дикая кошка…
Она промолчала. После неловкой паузы двинулись дальше. Магда шепотом спросила отца:
— Какое ужасное лицо! Для чего ты собрал такой паноптикум?
— Для работы… Здесь внешность не ценится…
Магда смолчала, но на душе было нехорошо, будто она являлась соучастницей в каком-то огромном, кошмарном преступлении. Первые дни пребывания ее в заповеднике казались каким-то нереальным, жутким сном.
Магда считала время, проведенное здесь, навсегда потерянным.
Вернувшись домой, она отодвинула еду, принесенную Зулой и, даже не взглянув на свою старую няньку, задумалась о своем тяжелом положении.
Смутные и неоформленные желания приходили чередой, толпились у слегка приоткрывшихся перед ней дверей любовной радости. Восторги еще неиспробованные и неизведанные до конца и потому такие заманчивые! Она жаждала встреч, поцелуев, любви, хотя бы общества молодежи, она примирилась бы даже с однокурсниками университета, нескладными и глуповатыми, как щенки.
В этой непонятной пустыне странной и чуждой ей науки, в обществе стариков, обезьян и уродов ей становилось невыносимо тяжело.
Однако, анализируя свое знакомство и свою любовь, Магда приходила к все более усиливающемуся убеждению, что герой ее романа после разговора в парке проявлял особое, странное любопытство, заинтересовавшись ее биографией.
— Что же я рассказывала ему тогда? Кажется, ничего, кроме опытов отца над обезьянами…
— Обезьяны! Что общего могла иметь любовь с обезьянами? Как и почему они повлияли на ход знакомства? — спросила себя Магда.
«Не понимаю, но это так, они имеют что-то общее», — упорно копошилась какая-то маленькая, подозрительная мысль.
Чем дальше думала на эту тему Магда, тем более убеждалась, что все это носит странный характер…
Магда Рито чувствовала, что попала в цепкие сети, вырваться из которых пока невозможно и, опустив руки, решила ждать, что будет дальше.
Сама таинственность еще не совсем понятного учреждения, где главным действующим лицом был ее отец, начинала заинтересовывать ее.
Но сколько не пыталась Магда узнать у отца о таинственной фабрике, японец отмалчивался, оставаясь невозмутимо спокойным.
3. Неудавшийся заговор
Несколько ученых ожидали приема у доктора Кребса и когда он вышел в приемную, сразу атаковали партийного шефа.
— Доктор Кребс! Да поймите же, что это шарлатан, превративший научно-исследовательский институт в кабак, цирк с вышедшими в тираж артистами, — доказывал приверженец теории стерилизации рабов.