И тут внезапно на сцене появились трое пришлых – так, во всяком случае, выходило по рассказам: не трое незнакомцев, потому что один из них был сам полковник Линском и все его знали, он ведь был их соседом. Так что они, видимо, разумели, что двое других были просто его гостями, приезжими из города, или, возможно, что они были его лет и платежеспособности, тоже в сюртуках и при галстуках, и один из них взял дело в свои руки, протискался в середину толпы, которая орала вокруг Неда и растерявшихся судей и распорядителей, и сказал:
– Джентльмены, у меня есть предложение. Этот человек, – подразумевая Неда, – говорит, что его лошадь скакала согласно правилам и пришла к финишу первая. Но все мы видели, что другая лошадь скакала быстрее и лидировала у финиша. Вот тут, за мной, стоят владельцы этих скакунов: полковник Линском, ваш сосед, и мистер Вантош, который живет в Мемфисе, то есть так близко от вас, что вы и его признаете соседом, когда лучше познакомитесь. Они договорились – и я уверен, судьи одобрят их решение – считать этот раз, так сказать, условным вкладом – есть такой термин у банкиров. Вам всем приходилось иметь дело с банкирами, хотели вы того или не хотели… – говорят, он даже сделал в этом месте паузу, ждал, чтобы ему заплатили смехом – и дождался, – и знаете, что они для всего придумали названия.
– И со всего дерут проценты, – сказал кто-то из толпы, и тут приезжий получил смех бесплатно и сам засмеялся.
– В данном случае условный вклад означает отсрочку. Не отмену, не аннулирование, а именно отсрочку. Все ставки остаются в силе; никто не выиграл и не проиграл; вы можете увеличить сумму, или поставить сразу на обеих лошадей, или сделать вообще все, что вам заблагорассудится; ставки действительны и на следующий раз, владельцы скакунов добавляют еще по пятьдесят долларов, а победитель в следующем заезде будет признан победителем и в этом. Кто выиграет следующий раз, тот выиграет всё. Как вы смотрите на мое предложение?
Вот что я, то есть мы, то есть я и Ликург узнали позднее. Но пока что мы ничего не знали, просто ожидали, что Нед или еще кто-нибудь придет или пошлет за нами, Громобой был уже растерт и накрыт попоной, и Ликург все время проминал его, а я сидел, прислонившись к дереву и сняв ездовой носок, чтобы просохла повязка, и мне казалось, это длится часы, вечность, а потом казалось – времени вообще не существует, оно не то куда-то провалилось, не то спрессовалось. Потом появился Нед, он шел очень быстро. Я говорил тебе, как ужасно он выглядел сегодня утром, но в этом отчасти была виновата его одежда. Сейчас он уже был в чистой (приблизительно) рубахе, брюки тоже имели приличный вид. Но на этот раз дело, очевидно, было не в его одежде, даже если бы она все еще была грязной. Дело было в его физиономии. Он выглядел так, как если бы без всякой подготовки оказался лицом к лицу не с каким-то там простеньким, невинным привидением, а с самой Судьбой, но Судьба при этом сказала ему: Успокойся. Ты мне потребуешься только минут через тридцать – сорок. К этому времени будь готов, а пока успокойся и занимайся своими делами. Но мне – нам – Нед времени не дал. Подошел к двуколке, вынул свой черный сюртук и, надевая его, сказал:
– Устроили условный вклад – они это так называют. Это значит – кто проиграет следующий раз, тот все проиграет. Собери его. – Но Ликург уже успел снять попону, мы управились очень быстро. Потом меня подсадили, Нед стал у головы Громобоя, одной рукой держа повод, другой шаря в кармане сюртука. – На этот раз тебе будет легче. Вчера мы его немного поманили, а сегодня ты здорово его надул. Так что теперь его уже нельзя обманывать. Но это все равно. Обманывать и не придется. Дальше мое дело. А ты знай одно: усиди на нем до финиша. Не упади – других забот у тебя нет. Не давай ему сойти е поля ж не надай. Помни, чему он научил тебя в понедельник. Когда он будет кончать первый круг и прежде, чем начнет прикидывать, где заприметил меня в понедельник, огрей его хлыстом. И пусть себе скачет. О другом коне не думай, далеко ли он или близко и что делает. Занимайся своим – и все. Запомнил?
– Да, – сказал я.
– Ладно. И еще одно затверди: когда войдешь в поворот на финишную прямую, тебе надо знать, понимаешь, не думать, а знать, что Громобой видит всю дорожку до самого конца. Когда придешь к финишу, сам все поймешь. А до тех пор не гадай, видит он или нет, не пора ли ему уже увидеть – тебе надо знать, что видит до самого финиша и еще дальше. Ежели тот кань будет впереди тебя, поставь Громобоя ближе к полевой стороне, сделай так, чтобы никто не загораживал ему дорожку до самого финиша и еще дальше. Не бойся, что потеряешь дистанцию: тебе надо одно – так поставить Громобоя, чтобы он видел все, что впереди. – Теперь он вынул руку из сюртука, и опять Громобой присосался к его ладони, и опять до меня донесся слабый тонкий запах, который я впервые учуял в понедельник, на выгоне у дядюшки Паршема, запах, который я, да и любой другой, должен был бы сразу узнать и узнал бы, будь у меня время на узнавание. – Запомнил?