– Позови управляющего, – сказала мне мисс Реба очень громко. Я даже не успел с места двинуться; если бы я смотрел на дверь, я бы, вероятно, заметил его краешек. Он тут же вошел. – Это что – здешнее начальство? – спросила мисс Реба.
– Ну, как же, миссис Бинфорд, кто же у нас не знает Бутча, – сказал управляющий. – У него в Паршеме друзей полным-полно. Так-то говоря, он в Хардуике начальствует, нам здесь в Паршеме начальства не полагается, мы еще до этого не доросли. – Бутчева выпирающая жирная теплая масса обволокла, втянула управляющего буквально еще до того, как тот переступил порог комнаты, он (управляющий) словно окунулся, весь погрузился в нее, как мышь – в незастывшую серую амбру. Но сейчас глаза Бутча стали холодными и недобрыми.
– Может, потому у вас тут и идет все вкривь и вкось, – сказал он управляющему. – Может, потому вы и не растете, вперед не двигаетесь, что вам начальства не хватает.
– Ну, Бутч, – сказал управляющий.
– У вас что – любой может завернуть сюда с улицы и повалить на ближайшую кровать любую женщину из постояльцев, которая ему приглянулась, будто у вас тут публичный дом? – сказала мисс Реба.
– Кого повалить? Куда? – сказал Бутч. – Чем повалить? Двухдолларовой бумажкой?
Мисс Реба встала.
– Пошли, – сказала она Эверби. – Сегодня есть еще один поезд в Мемфис. Я знаю владельца этого притона. Завтра я с ним поговорю…
– Ну, Бутч, – сказал управляющий. – Погодите, миссис Бинфорд…
– Ступай-ка за свою конторку, Вирджил, – сказал Бутч управляющему. – До ноября всего четыре месяца ждать осталось, не ровен час, зайдет какой-нибудь миллионер с двумя призовыми лягавыми, а показать, где ему расписаться, некому. Шагай. Мы сами поладим. – Управляющий ушел. – А теперь помех больше нет… – сказал Бутч, опять протягивая руку к Эверби.
– Тогда и вы сгодитесь, – сказала мисс Реба Бутчу. – Выйдем куда-нибудь в вестибюль, или где тут еще можно с глазу на глаз потолковать.
– Насчет чего? – спросил Бутч. Она, не отвечая, уже шла к двери. – С глазу на глаз, говорите? – сказал Бутч. – С моим удовольствием. Если уж я сам не ублаготворю С глазу на глаз такую милашку, я Красавчика приглашу. – Они ушли. Нам из вестибюля не было видно, что происходит за закрытой дверью дамской гостиной, должно быть, с минуту, а то и дольше, потом оттуда вышла мисс Реба, по-прежнему решительная, суровая, красивая и невозмутимая, а еще через секунду – Бутч со словами: – Так, значит? Ну, это мы посмотрим.
Мисс Реба продолжала решительным шагом идти прямо к нам, а мы следили, как Бутч, ни разу не взглянув на пас, шел по вестибюлю к выходу.
– Все в порядке? – спросила Эверби.
– Да, – ответила мисс Реба. – Это и тебя касается, – сказала она Буну. Потом взглянула на меня. – Иисусе Христе, – сказала она.
– Что вы с ним, черт подери, сделали? – спросил Бун.
– Ничего, – сказала она через плечо, так как глядела на меня. – Думала, всяких чудес в моем борделе навидалась. Но это только до той поры, пока в нем дети не завелись. Ты, – она теперь обращалась к Эверби, – привезла такого, который управителя выжил, и наворовал на четырнадцать долларов пива, и растащил все чужие зубы, которые плохо лежали; но мало того, Бун Хогганбек привез другого, который довел моих окаянных девок до нищеты и порядочности. Я иду спать, а вы…
– Да ну же, – сказал Бун. – Что вы ему такого сказали?
– Как твой город называется? – спросила мисс Реба.
– Джефферсон, – ответил Бун.
– Вам, жителям таких столиц, как Джефферсон и Мемфис, с вашими столичными понятиями, откуда вам знать, что такое начальство. Для этого надо попасть в местечко вроде Паршема. Я-то знаю, росла в таком. Он – полицейский. Проживи он хоть целую неделю в Джеффер-соне или в Мемфисе, вы его и не заметите. Но здесь, где его выбирали (большинством в двенадцать или тринадцать человек, которые голосовали за него, и меньшинством в девять, или десять, или одиннадцать, которые голосовали против и уже успели пожалеть об этом, а нет – так скоро пожалеют), ему плевать и на шерифа округа, и на губернатора штата, и на президента Соединенных Штатов, на всех вместе взятых. Потому что он баптист. То есть прежде всего баптист, а потом уже закон, начальство. Когда можно быть и баптистом и начальником в одно и то же время, он – с удовольствием. Но при этом знает, куда ему можно совать нос, а куда нельзя. Рассказывают про одного древнего фараона, будто он здорово умел управлять, и еще про одного из библейских времен, его Цезарем звали, так тот тоже в своем деле отличался. Вот бы им заглянуть в Арканзас, или в Миссипи, или в Теннесси и поучиться у тамошних полицейских.