Адам услышал слова «двести долларов» и содрогнулся, а потом до него дошло остальное. Он решил, что ослышался.
– Меньше? В год?
– В месяц.
Блу восторженно выдохнула. А Адам, казалось, никак не мог усвоить, что ему внезапно снизили квартплату на две трети. Две тысячи четыреста долларов в год, которые вдруг освободились! Не успев скрыть одиозный местный акцент, он уточнил:
– А почему, вы сказали, квартплата изменилась?
– Такое теперь исчисление налога.
Миссис Рамирес засмеялась при виде подозрения на лице Адама.
– Обычно налоги меняются не в лучшую сторону, да?
Она подождала ответа, но он не знал, что сказать. Наконец Адам выговорил:
– Спасибо, мэм.
Он отошел от двери, всё еще не в состоянии поверить в свою удачу. И он не поверил бы в нее до конца. Так просто не бывает. Затем Адам взял письмо из Агленби. Плюхнувшись на плоский матрас, он наконец открыл конверт.
Содержимое действительно было невелико – всего один листок на официальном бланке Агленби. Понадобилось немного времени, чтобы с ним разобраться. Плата за обучение в следующем году повышалась, чтобы покрыть дополнительные расходы, а стипендия Адама – нет. Дирекция школы понимала, что повышение платы могло быть для него неудобно и что он очень хороший ученик, однако напоминала – весьма любезно, – что в Агленби большая очередь, и вся она состоит из замечательных юношей, готовых платить за обучение. В конце письма мистера Пэрриша извещали, что пятьдесят процентов оплаты за следующий год надлежит внести в конце месяца, чтобы сохранить за собой место.
Разница между прошлогодней суммой и нынешней составляла две тысячи четыреста долларов.
Снова эта цифра. Это не могло быть совпадением.
– Хочешь поговорить? – спросила Блу, садясь рядом.
Нет, он не хотел об этом говорить.
Тут наверняка не обошлось без Ганси. Он знал, что Адам никогда не примет денег от него, поэтому он пошел на хитрость. Убедил миссис Рамирес взять чек и соврать насчет налога, чтобы замести следы. Сам Ганси, очевидно, получил аналогичное извещение из школы два дня назад. Для него эта сумма ничего не значила.
На мгновение Адам представил жизнь, какой она была для Ганси. Ключи от машины в кармане. Новенькие ботинки. Возможность беспечно проглядывать ежемесячные счета. Они не тревожили Ганси. Его ничто не тревожило. Люди, которые говорят, что счастья не купишь за деньги, просто никогда не видели настоящих богачей, вроде ребят из Агленби. Воронята обладали абсолютным иммунитетом перед жизненными трудностями. Только от смерти нельзя было откупиться взмахом кредитки.
«Однажды, – горестно подумал Адам, – однажды я тоже таким стану».
Но то, что сделал Ганси, было дурно. Адам ни за что бы не попросил его о помощи. Он не знал, каким образом справился бы сам, но точно не так, не за деньги Ганси. Он живо представил себе сложенный вдвое чек, торопливо сунутый в карман, и отведенный взгляд. Ганси обрадовался бы, что его друг наконец образумился. А Адам не смог бы сказать спасибо.
Он понял, что Блу смотрит на него, сведя брови и поджав губы.
– Не надо так на меня глядеть, – предупредил Адам.
– Как? Мне нельзя о тебе беспокоиться?
Он жарко прошипел:
– Я не нуждаюсь в твоей жалости.
Если Ганси не позволялось его жалеть, то совершенно точно не позволялось и Блу. Она, в конце концов, находилась на той же стороне, что и Адам. Разве она не шла на работу – разве он только что не пришел с работы?
Блу сказала:
– Тогда не будь таким жалким.
Гнев мгновенно овладел им. У всех Пэрришей это был своего рода двоичный код. Они не умели сердиться слегка. Либо ничего, либо всеобъемлющая ярость.
– Что во мне такого жалкого, Блу? Объясни!
Адам вскочил.
– То, что я вынужден зарабатывать на жизнь? Поэтому я жалкий, а Ганси нет?
Он потряс письмом.
– Потому что всё это не достается мне просто так?
Блу не дрогнула, но глаза у нее засверкали.
– Нет.
Адам ужасным голосом произнес:
– Мне не нужна твоя гребаная жалость.
Не веря своим ушам, она переспросила:
– Что ты сказал?
Блу смотрела на коробку, которая служила тумбочкой. Она каким-то образом отодвинулась на несколько шагов от кровати. На стенке виднелась большая вмятина, а содержимое хаотически рассыпалось по полу. Только теперь Адам вспомнил, что пнул коробку – но он понятия не имел, как это решение пришло ему в голову.
Гнев не улегся.
Блу долго смотрела на него, а потом встала.
– Поосторожней, Адам Пэрриш. Однажды ты, возможно, получишь то, о чем просишь. В Генриетте, наверное, есть девушки, которые позволяют так с собой разговаривать, но я не из тех. Я поеду в «Нино» и посижу на лестнице, пока у меня не начнется смена. Если ты… вспомнишь, что значит быть человеком, позвони мне. Если нет – до свиданья.